Шерлок Холмс в России

Мало того: вы подметите, что этими книжками увлекаются подчас настолько, что их чтение постепенно начинают считать «полезным» и «нужным», а героев сыска возводят даже в идеалы своей будущей жизни и деятельности. Так, один юнец откровенно заявляет, что книжки о сыщиках он «покупал и будет покупать», потому что считает их «полезными и для мальчиков, и для взрослых». А на анкету об идеалах учащихся, проведенную в октябре 1908 года в 15 классах мужских учебных заведений и 27 классах женских, поступил, между прочим, 31 ответ (24 от учеников и 7 от учениц), в которых «идеалами» выставляются именно или Шерлок Холмс, или Нат Пинкертон, Ник Картер и другие сыщики. К аналогичным же данным привела анкета, произведенная в одном из учебных заведений и в 1909 году. При этом, как в том, так и в другом случае, в некоторых ответах, после восторженного отзыва о личности и «подвигах» сыщиков, прямо и недвусмысленно заявляется: «Мне самому хочется быть Нат Пинкертоном», «Я больше всего хочу быть Шерлоком Холмсом», «Я также хочу раскрывать преступления и отыскивать преступников», «Я также намерен заняться этим делом по окончании курса гимназии» и проч. и проч.

Спрашивается: в чем же кроется причина такого широкого распространения сыщицкой литературы в современной нам обществе и что, собственно, дурного в увлечении ею?

Простая ссылка на «психическую заразу» является, конечно, общим местом и по существу ничего не объясняет, так как сама «психическая зараза» нуждается в своем объяснении; именно и важно выяснить те болезнетворные условия, благодаря которым эта «зараза» эпидемически усвояется психикой современного нам общества.

И нет сомнения, что в ряду таких условий далеко не последнее место занимает общая настроенность нашего времени с его кровавыми ужасами.

За последние семь-восемь лет мы столько пережили, сколько люди не переживают обычно за всю свою жизнь. Кровопролитная несчастная война с Японией, обидный для национального самолюбия мир, манифест 17 октября, младые мечты о скороспелом обновлении внутренней жизни России, братоубийственная смута с ее забастовками, безумием восстаний, бесконечным кровавым рядом покушений, экспроприаций и грабежей — все это, естественно, должно было оставить сильный след в душе современных русских людей.

Под влиянием, с одной стороны, горького чувства разочарованности и недовольства однообразием и бесцветностью обыденной обывательской жизни, а с другой, — бурной гаммы повышенных чувств и настроений только что пережитого, полного захватывающих кипучих страстей, в душе многих из них, рядом и одновременно с приподнятым до болезненности интересом ко всякой смелой активной личности, безотносительно подчас к ее нравственному облику, и не менее болезненной потребностью самолично пережить с этой личностью настроение нервной, напряженной борьбы, постепенно наслоилась и прочно закреплялась привычка к сильным ощущениям. Эта привычка осталась у них и тогда, когда пенистые валы взбаламученного моря так называемого «освободительного движения» несколько поулеглись. Она видоизменилась лишь со стороны ценности самих возбудителей ощущений, мало-помалу переродившись в так характерную для переживаемого нами времени грубо-эгоистическую жажду сильных впечатлений и безудержную изобретательность всевозможных способов к ее удовлетворению.

Эта недостойная жажда у различных людей проявляется различно. Равным образом, различными способами люди и удовлетворяют ее.

У одних она сказывается, напр., в похотливом задевании и раздражении тех психологических струн, которые связаны с вопросами половой физиологии, причем эти люди для удовлетворения ее бросаются в порнографию и самый бесшабашный разврат со всеми чудовищно-гнусными его уродливостями, до половой перверзии включительно. Они зачитываются «санинской» литературой, нарасхват раскупают циничные фотографические карточки и «алфавиты любви», идут в «колонии естественных людей» и в различные «Дорефы» и «Лови моменты», неопустительно посещают «вечера красоты» и всевозможные «Variétés», восторгаются в «театрах сильных ощущений» сценами из «Певички Бабинет», «Радий в постели», «Падшей» и проч. и проч.