Шерлок Холмс в России

— Вот, понимаете, типик-то, прямо русский, — болтал толстенький Иванов. — Получил наследство, и вместо того, чтобы держать его в банке, взял к себе… Наследство миллионное… Был раньше голяком, — ну и закутил. Париж, рулетка, кокотки, какая-то примадонна из Питера, жертвовал миллионы на постройку тюрьмы в Болгарии для заговорщиков, здесь много раздал и теперь босяк… У нас на Руси это не диковина, конечно, но ведь миллионы. Теперь, говорят, сутенером у Машки и мелкий воришка. Осталось у него всего-навсего рублей 100, и теперь он их доживает. Послезавтра будет голодать… У нас это не диковина.

— Грязев! Так это Грязев?.. Сто рублей осталось! Хорошо…

— А пари?.. Дальше… Сестры Катька и Танька… А этот господин… господин. Фу ты, Господи, что это такое?..

— Что, не знаете?.. Ага?.. Не знаете?..

— Изящный костюм из Парижа, брильянты, манера, черные демонские глаза… Кто это?..

— Это, очевидно, какой-нибудь коммивояжер от лондонской фирмы. Но я что-то помню это лицо… Ха! Я помню!.. Мистер Рафльс[5], — прошептал он…

Молодой человек быстро обернулся, встретился со взором сутулого человека, съежился и… быстро исчез в кустах…

Сутулый человек тут же попрощался с изумленным Ивановым и тоже побежал вслед за Рафльсом… Но последнего уже не было там, а в это самое время Грязев пошел к выходу. Сутулый человек растерялся и направился вслед за Грязевым. Преступник медленно, напевая под нос кек-уок, шел по Венцу, свернул на Стрелецкую, вышел на старый Венец и направился так же медленно к Шатальной улице. Сутулый человек издали зорко следил за ним и не отставал. Поравнялись с будкой… В этот момент откуда-то раздался негромкий свист и крик:

— Постромка!..

Моментально сутулый господин был окружен несколькими оборванцами, накинувшимися на него с разных сторон. Господин приемом джиу-чжу откинул троих под гору, но его схватили сзади дюжие руки и кто-то прошептал: «На прихват!»

Господину надавили пальцами на адамово яблоко в горле и быстро повалили на землю. Борьба продолжалась не более минуты. Место было уединенное и отдаленное — рассчитывать на чью бы то ни было помощь было нечего. Над ним наклонились черные глаза и красивое лицо…

— Шерлок Холмс, — прошептал Рафльс. — Вы в моих руках. Ха-ха! Знаменитый сыщик Шерлок Холмс едет в Симбирск ловить знаменитого Рафльса и болтает репортерам о своем торжественном въезде… Ха-ха!.. Так что же… Мне не пришлось бороться… Сейчас мы вас бросим в Волгу и на просторе займемся делишками…

— Мариани!.. прошептал Шерлок Холмс. — Мариани-Рафльс… Да, дело приняло серьезный оборот.

— Шерлок Холмс. Вы сегодня уедете из Симбирска совсем, т. к. даете мне в этом честное слово…

Неимоверным усилием, с дьявольской силой, Шерлок отбросил от себя шайку и прыгнул в сторону.

— Я стреляю! — закричал он. — Ни с места!..

— Ха-ха-ха, — послышалось в ответ. — Стреляйте, — пальцем.

— Стрема!..

Шайка снова кинулась, на Холмса но его уже не было на этом месте. Стоял только забор, за которым был сад, а около скамейки лежал в луже крови профессор Мариани с раной на голове, причиненной каким-то странным оружием, вроде кистеня.

А Холмс в это время бежал по Шатальной улице, освещая тротуар и тщетно ища следов исчезнувшего Грязева.

Городовой на углу Мартыновой и Ново-Казанской улиц сообщил ему, что тут прошел молодой человек в летнем пальто и спортсменке, направляясь к казармам. Холмс поблагодарил полицейского и помчался дальше…

«Мариани имеет отношение к Грязеву, — думал он на ходу, комбинируя предположения, сопоставляя факты, делая догадки. Но Мариани из моих рук не уйдет. Завтра я его схвачу, а пока надо кончить дело с Грязевым. Он живет в Кирпичных Сараях… Надо идти туда».

И Шерлок Холмс свернул с Шатальной на Мартыновую, прошел Лосевой, Буинской, Миллионной и очутился в грязных, отвратительных Сараях.

— Тетенька! Где тут «Кадетский корпус»? — обратился он к попавшейся женщине.

— А вот пройди эфтот забор-ти, да направо поверни, а тамотка увидишь…

Глава V

«Кадетский корпус» представлял из себя землянку, занимаемую босяками. Полиция не обращала внимания на корпус, т. к. знала, что босяки никакого вреда для города принести не могут, никому не мешают, а если и воруют, — то ни разу не пойманы, а хватать их по одному подозрению — не стоила овчинка выделки, тем более что для «галахов» тюрьма на зиму казалась благополучным завершением летнего и осеннего сезонов, когда они наслаждались чудным воздухом на пристанях, ели там ежедневно уху, играли в Колках в орлянку и «стреляли» у пассажиров пятаки. В сущности, это была удивительно мирная публика. Они никого не трогали, пьянствовали, играли в карты и «стреляли». Иногда помогали жителям Сараев носить воду, колоть дрова, мести дворы — и все это за самую мизерную плату.