Шерлок Холмс на орбите

— Мы незамедлительно реконструировали Холмса, — повторил главный техник. — Но неудачно, как вы видите.

— Чего вы ожидали? — сказала Шарон. — Реконструкты подвержены тем же обстоятельствам, что и мы, они могут действовать, не осознавая переходного периода, не существует пределов рационального ожидания их поведения, они совсем, как мы. Они как…

— Да, — сказал главный техник. — Конечно, это так. Это самое мы и ожидали услышать от вас, это тот совет, которого мы ждали. Возможно, мы выбрали неправильного реконструкта; возможно, Арчер или Вульф работали бы лучше. Марлоу пришел в негодность с самого начала; мы не могли получить разрешение на его использование. Пуаро нам не удалось запустить, когда мы искали, кто бы нам помог с этим Холмсом.

— Вызовы и отзывы, — сказал Холмс.

Казалось, он превратился в некое абстрактное и замкнутое подобие себя самого, пропитанный насквозь остатками взрыва мыслей или, может быть, симуляцией мыслей, импульсами, которые, как волны, неслись от одного притуплённого восприятия к другому, пока Шарон с техниками смотрели и смотрели на него.

— Отзывы, — повторил Холмс. — Призывы к помощи.

— Иррациональное поведения, — сказал главный техник. — Мы с самого начала были свидетелями этого иррационального, немотивированного поведения. Поэтому вас и позвали на помощь.

Нужно произвести ремонт, могла бы сказать Шарон, я тоже техник, но это было бы бесполезно, и былобесполезной, бесплодной болтовней, вроде того, как бормотал Холмс, не очнувшийся от темноты сна, как бормотал груз, когда их лишали жизни, как эти люди, которые лежали в путанице ложных воспоминаний и которые останутся лежать так, оставляя свою кровь на палубе, потому что они были уликами, а кто же станет трогать улики, ведь верно? Когда его безумие ослабнет, если вообще исчезнет, Холмс захочет осмотреть тела, где бы они ни были, исследовать сухой источник этой высохшей крови и обнаружить убийцу, от которого и сам Холмс не застрахован, покуда не раскрыл преступление: чересчур восприимчивый и уязвимый реконструкт, стесняемый в своих действиях своим же безумием; уязвимый, потому что такой, каким его сделали, — предназначенный передвигаться с собаками и в маске убийцы.

Тела, студенистые и гротескные, лежали спокойно перед техниками, перед взором Холмса.

— Мне показалось, их унесли, — сказала Шарон в смущении. — Я не хочу их, не хочу их видеть. Нужно перенести их в другое место.

Она моргнула и больше не увидела трупы. Возможно, они были иллюзорными, возможно, это одна из хитроумных иллюзий, но нет, техники пристально таращатся на нее с возрастающим интересом, пока она осматривает место, где сложили тела.

— Нет, — сказал Холмс, неожиданно улыбаясь, улыбаясь с подъемом, улыбаясь и дергая за рукава их одежды. — Нет, мы не должны трогать их, не нужно их передвигать.

Холмс теперь расхаживал в своем викторианском облачении, чопорный, с военной выправкой, и, проходя мимо Шарон, бросал на нее сочувственно-изучающий взгляд сыщика.

— Вы боитесь собственного неведения, своих собственных возможностей, — сказал Холмс. — Вы умный и ответственный человек, но поражение произошло из-за вашего собственного неведения. Но приободритесь, — добавил Холмс, — не беспокойтесь. Я привык работать один, но если вы пожелаете составить мне компанию в данном расследовании, я с радостью объясню вам свои методы дедукции. Прежде всего — логика; какими бы ни были неблагоприятными обстоятельства, в которых мы оказались, логика — наш маяк, наш путь к спасению.

Когда он говорил, его тело слегка содрогалось, словно он сам что-то искал в себе, но голос не дрожал. Шарон сделала шаг назад, ближе к крови и потом, спохватившись, снова шагнула к Холмсу. Может, и мне перестать функционировать, подумала Шарон, может, они тогда разбудят кого-нибудь другого, а я отправлюсь спать.

Она, очевидно, произнесла это вслух, Холмс уставился на нее; техники смотрели менее пристально.

— Не будет никакого отдыха, — сурово сказал Холмс, — пока мы не применим логику, и без всякого сожаления, потому что это такая ситуация, которая требует безжалостных действий, логических действий, холодного умственного расчета. Вы со мной? — обратился Холмс к Шарон, которая смотрела на него, ничего не отвечая, словно тела, которые лежали неподвижно и которым уже никто не мог помочь, за пределами этого абсурда, за пределами слегка угрожающего взгляда Холмса, протянувшего теперь к Шарон и руки, такие же безжизненные, как и трупы, как инопланетяне в темноте по ту сторону иллюминаторов, такие же неуютные, как возобновившееся бормотание Холмса о сатурнянах и наркотиках; и это был симптом сумасшествия, которое она не может предотвратить и не может понять, и само это понимание и отсутствие помощи ей и есть единственное спасение. Это безумие, подумала Шарон и, думая так, она протянула Холмсу руку. Он тут же схватил и сжал ее, излучая надломленную силу и понимание, всепоглощающую обреченность.