Шерлок Холмс и запертая комната

Мы поспешно вышли наружу, в ночную прохладу и свежесть, ударившую нам в лицо. Холмс также аккуратно прикрыл дверь. Я в это время молча направился направо. В сотне ярдов от нас на перекрестке в ночное время обычно кучковались кебы. И действительно, в сумеречной дымке — не все фонари горели — я разглядел пару затаившихся сонных кебов. Мои спутники, судя по шагам — старались догнать меня.

Я подошел к ближайшему экипажу. Решительно распахнул дверь.

— Подъем, — сказал я в темноту.

— Да я и не сплю, сударь, — тут же послышался невнятный ответ и наружу, на мостовую, вылез вполне осоловевший кебмен и еще более сонно полез к себе на рабочее место.

— Вот и отлично, — сказал я, оборачиваясь к своим спутникам. — Экипаж подан! — взмахнул я рукой.

— Джон, тебе бы в театр… — тихо засмеялся Холмс, проходя мимо меня и улыбаясь. — Зря ты подался в медицину.

Идущий позади него инспектор тоже приглушенно рассмеялся, и я, обидевшись, молча забрался за ними внутрь кэба и затих в углу.

— Любезнейший, — громко произнес Холмс. — Пожалуйста, Кембридж-террас, девять!

— Но! — тут же сдавленно выдавил из себя кебмен, экипаж тронулся, громко загремев колесами по булыжной мостовой, и я невольно посочувствовал всем местным жителям, так как сам всегда был недоволен, когда ночью меня будил грохот повозок.

Экипаж медленно двинулся вперед.

— И побыстрее, пожалуйста, — недовольно добавил Холмс, судя по интонации находясь в сильнейшем нетерпении.

— Как скажете, сэр, — донеслось снаружи.

И лошадь тут же прибавила шаг.

13

Ночь выдалась ясная, звездная, и, проехав лабиринтом узких улочек, мы вскоре оказались на Эджвер-роуд. По приказу Холмса кебмен притормозил на углу, и я увидел перед собой убегающую вдаль Кембридж-террас, безлюдную и освещенную редкими уличными фонарями. Тусклый свет чередовался с излишне черной тенью. Мы вышли из экипажа и, невольно поежившись, зашагали к нужному нам дому, так как вышли несколько раньше — а то вдруг нас увидят?

Улица была узкой и темной — фонари горели не все.

Наконец мы подошли к требуемой калитке. Она была закрыта, но Холмс молча чем-то там пошуровал и калитка открылась.

— Холмс? — донесся до меня тихий удивленный возглас инспектора.

— Лестрейд, — только и ответил Холмс.

Мы вышли на аллею.

Лестрейд кивком указал на доски, которыми было забито окно.

— С одной стороны они не закреплены, — шепнул он. — Только, прошу вас, осторожней.

Холмс небрежно кивнул, приближаясь вплотную.

Вскоре послышался тихий скрип и доски отошли, открыв достаточно свободного пространства. Мы по очереди протиснулись в эту щель и оказались в антикварной комнате полковника Уорбертона, где, естественно, царила полная тьма.

Холмс извлек фонарик, его слабый луч прорезал тьму, и мы по стене дошли до алькова, где стоял диван.

— Ну вот, — шепнул мой друг, ставя маску на место. — Вполне удобная позиция, и камин совсем рядом.

Мы сели на диван. Холмс выключил фонарь и мы замерли в засаде.

Ночь выдалась на удивление тихая. Хотя время от времени тишину нарушал проезжающий мимо экипаж с припозднившимися гуляками — до нас доносилось их разухабистое пение да цокот лошадиных копыт, постепенно замирающий где-то вдалеке, у Гайд-парка. Потом, примерно час спустя мимо со звоном колокольчиков и пистолетным щелканьем бича возницы промчались бешеным галопом лошади пожарной повозки. Больше тишину не нарушало ничего, кроме тиканья высоких напольных часов в другом конце комнаты.

В воздухе попахивало какими-то благовониями; от этого запаха, распространенного в восточных музеях, меня стало клонить в сон, и я изо всех сил принялся бороться с собой, стараясь не уснуть.

Первые часы казалось, что в комнате царит чернильная тьма, но вдруг я заметил, что слабый свет от уличного фонаря, тонким лучиком просачивающийся через уцелевшее и не забитое окно, падает на один из экспонатов, находившихся в комнате. И я похолодел от страха, когда разглядел, что это. На меня пристально смотрело призрачное и от этого не менее страшное лицо идола! И он смотрел именно на меня! Должно быть, я невольно содрогнулся, потому что невидимый в темноте Шерлок Холмс тут же придвинулся ко мне.

— Маска, — шепнул он. — Наш трофей, конечно, менее впечатляет, но куда опаснее.

Откинувшись на спинку дивана, я пытался успокоиться, но вид этой страшной реликвии повернул ход мысли в новое русло. Перед глазами возникла странная фигура Чандры Лала в белом одеянии, индийского слуги полковника Уорбертона, и я силился припомнить, что именно говорила мисс Мюррей, описывая воздействие маски смерти на человека. Я знал об Индии, возможно, даже больше, чем Холмс, понимал, что господствующие там религиозный фанатизм и жертвенность не только могут оправдать любое преступление, но и вдохновить фанатика, верующего в подобных идолов, на самый дикий и жестокий поступок, невообразимый с точки зрения западного человека.