Шерлок Холмс и узы крови

Но она не успела этого сделать, так как мы с Холмсом подскочили к ней. Мы на всякий случай захватили с собой пузырёк с хлороформом.

Поместив бесчувственную служанку в большой платяной шкаф и подперев дверь комнаты стулом, мы наконец смогли задуть свечу и приподнять леди на постели.

Со своего поста я, граф Дракула, услышал, как вскрикнула напуганная служанка, однако мне было не привыкать к женским крикам, и я не придал этому значения. Даже если кто-то в доме и услышал этот крик, то не обратил ни малейшего внимания.

И тут я услышал приближающиеся шаги. Это были мужчина и женщина. Они шли по коридору, который был справа от меня. Я спокойно ждал, кто же появится.

Итак, я ждал…

А-а-а-ах!

Я с самого начала вас предупреждал… А теперь вы должны набраться терпения и подождать минуту-другую.

Спасибо за ваше терпение. Теперь мы можем продолжать.

Незнакомого мне человека, который появился в поле зрения, сопровождала женщина, которую я тоже не знал. Она явно жаждала внимания своего спутника и пыталась разговорить его. Ей было лет тридцать пять — сорок, и она была привлекательна и увешана драгоценностями. Вероятно, она принадлежала к высшим классам, и меня удивило, что она с таким благоговением смотрит на человека, у которого был совершенно другой статус в обществе.

Я был потрясён — и это ещё мягко сказано, — что человек, вызвавший преклонение графини (думаю, таков был её титул), был крестьянином. Его длинная рубаха, сапоги и штаны были крестьянские, хотя таких прекрасных тканей не видывали на фермах. Он обводил всё вокруг смелым, пронзительным взглядом. От него исходила удушливая волна запаха, свидетельствовавшего о том, что этот человек давно не мылся. На шее у него висел на цепочке большой нагрудный крест из золота.

Этот необычный незнакомец держал в большой руке с толстыми пальцами хрустальный кубок, наполовину наполненный вином. Держал не так, как слуга, подающий напитки, а как тот, кто их пьёт. Прикончив содержимое ценного кубка, мужчина чуть ли не с презрением отшвырнул его.

Женщина продолжала самым постыдным образом виснуть на руке крестьянина. Она вдруг назвала его «святым отцом», что снова поставило меня в тупик. Кроме большого нагрудного креста, ничто в его внешности не говорило о принадлежности к духовенству.

Мне подумалось, что в той части дома, откуда появилась эта парочка, были только спальни. Мой опытный глаз сразу же определил, что этот неотёсанный крестьянин и его прекрасная дама (уж не хозяйка ли она этого дома?) только что предавались разврату. Как вы понимаете, меня трудно шокировать, но тут уж было нечто вопиющее. Она висела на своём кавалере, невзирая на исходивший от него запах и странную внешность. И она смеялась — не над ним, а вместе с ним — и позволяла себе непристойные вольности.

Пожалуй, мне следует упомянуть, хоть я и джентльмен, что дамочка была в изрядном подпитии.

Мужчина что-то ей сказал на грубом, простонародном русском, и я уловил фамилию Кулакова. По-видимому, он объяснял своей спутнице, что у него назначена встреча с Кулаковым и им нужно поговорить.

Вдруг незнакомец умолк, заметив меня в тени, где я сидел, притворяясь, будто курю. Он сразу же мной заинтересовался. Что-то в моей особе привлекло его внимание даже при таком тусклом освещении.

Крестьянин мягко, но решительно отстранил свою прекрасную спутницу. При этом он сделал плавный жест широкой рукой, повёрнутой ладонью наружу. Его рука не коснулась леди, но её веки отяжелели, и она уселась на край большого кресла. Затем она мягко повалилась вперёд и улеглась на медвежью шкуру. Женщина сразу же заснула, и её красивые груди, почти вывалившиеся из низкого декольте, оказались в опасной близости от клыков мёртвого белого медведя.

Я поднял глаза на человека, стоявшего неподвижно и разглядывавшего меня. Мне был брошен вызов. Я намеренно швырнул свою сигарету на мраморный пол. Может быть, этот наглый крестьянин пытается смутить меня взглядом? Уже много лет никто на это не отваживался.

Как вы понимаете, я превосходно вижу даже при тусклом свете. Передо мной стоял человек могучего телосложения, рост его был немного выше среднего. На самом деле он не был высоким, но так казалось из-за царственной осанки. Ему было тридцать с небольшим. Длинные тёмные волосы были разделены прямым пробором, а в бороде застряли остатки пищи. Как я уже сказал, сапоги и одежда у него были крестьянского покроя, но изготовлены из дорогих материалов.

Однако всё это имело второстепенное значение, так же как то, что от него несло козлом. Главное — глаза этого человека.

Сделав ко мне пару шагов, он протянул руку и сказал:

— Благословен будь, батюшка. Я Григорий Ефимович.

Что-то происходило — я это сразу понял, ещё поднимаясь на ноги, но не встревожился. Кажется, я что-то пробормотал в ответ, и он принял это за приветствие.