Шерлок Холмс и доктор Ватсон

– Да, это правда, – подтвердил он и обратился к сыну: – Знаешь, Виктор, когда мы разогнали шайку браконьеров, они поклялись, что зарежут нас. И они в самом деле напали на сэра Эдварда Хоби. С тех пор я все время настороже, хотя, как ты знаешь, я не из пугливых.

– У вас очень красивая палка, – продолжал я. – По надписи я определил, что она у вас не больше года. Но вам пришлось просверлить отверстие в набалдашнике и налить туда расплавленный свинец, чтобы превратить палку в грозное оружие. Если б вам нечего было бояться, вы бы не прибегали к таким предосторожностям.

– Что еще? – улыбаясь, спросил старик Тревор.

– В юности вы часто дрались.

– Тоже верно. А это как вы узнали? По носу, который у меня глядит в сторону?

– Нет, – ответил я, – по форме ушей, они у вас прижаты к голове. Такие уши бывают у людей, занимающихся боксом.

– А еще что?

– Вы часто копали землю – об этом свидетельствуют мозоли.

– Все, что у меня есть, я заработал на золотых приисках.

– Вы были в Новой Зеландии.

– Опять угадали.

– Вы были в Японии.

– Совершенно верно.

– Вы были связаны с человеком, инициалы которого «Дж.А.», а потом вы постарались забыть его.

Мистер Тревор медленно поднялся, устремил на меня непреклонный, странный, дикий взгляд больших голубых глаз и вдруг упал в обморок – прямо на скатерть, на которой была разбросана ореховая скорлупа. Можете себе представить, Ватсон, как мы оба, его сын и я, были потрясены. Обморок длился недолго. Мы расстегнули мистеру Тревору воротник и сбрызнули ему лицо водой. Мистер Тревор вздохнул и поднял голову.

– Ах, мальчики! – силясь улыбнуться, сказал он. – Надеюсь, я не испугал вас? На вид я человек сильный, а сердце у меня слабое, и оно меня иногда подводит. Не знаю, как вам это удается, мистер Холмс, но, по-моему, все сыщики по сравнению с вами младенцы. Это – ваше призвание, можете поверить человеку, который кое-что повидал в жизни.

И, знаете, Ватсон, именно преувеличенная оценка моих способностей навела меня на мысль, что это могло бы быть моей профессией, а до того дня это было увлечение, не больше. Впрочем, тогда я не мог думать ни о чем, кроме как о внезапном обмороке моего хозяина.

– Надеюсь, я ничего не сказал такого, что причинило вам боль? – спросил я.

– Вы дотронулись до больного места... Позвольте задать вам вопрос: как вы все узнаете, и что вам известно?

Задал он этот вопрос полушутливым тоном, но в глубине его глаз по-прежнему таился страх.

– Все очень просто объясняется, – ответил я. – Когда вы засучили рукав, чтобы втащить рыбу в лодку, я увидел у вас на сгибе локтя буквы «Дж.А.». Буквы были все еще видны, но размазаны, вокруг них на коже расплылось пятно – очевидно, их пытались уничтожить. Еще мне стало совершенно ясно, что эти инициалы были вам когда-то дороги, но впоследствии вы пожелали забыть их.

– Какая наблюдательность! – со вздохом облегчения воскликнул мистер Тревор. – Все так, как вы говорите. Ну, довольно об этом. Худшие из всех призраков – это призраки наших былых привязанностей. Пойдемте покурим в бильярдной.

С этого дня к радушию, которое неизменно оказывал мне мистер Тревор, примешалась подозрительность. Даже его сын обратил на это внимание.

– Задали вы моему отцу задачу, – сказал мой друг. – Он все еще не в состоянии понять, что вам известно, а что неизвестно.

Мистер Тревор не подавал вида, но это, должно быть, засело у него в голове, и он часто поглядывал на меня украдкой.

Наконец я убедился, что нервирую его и что мне лучше уехать.

Накануне моего отъезда произошел случай, доказавший всю важность моих наблюдений.

Мы, все трое, разлеглись на шезлонгах, расставленных перед домом на лужайке, грелись на солнышке и восхищались видом на Бродс, как вдруг появилась служанка и сказала, что какой-то мужчина хочет видеть мистера Тревора.

– Кто он такой? – спросил мистер Тревор.

– Он не назвал себя.

– Что ему нужно?

– Он уверяет, что вы его знаете и что ему нужно с вами поговорить.

– Проведите его сюда.

Немного погодя мы увидели сморщенного человечка с заискивающим видом и косолапой походкой. Рукав его распахнутой куртки был выпачкан в смоле. На незнакомце была рубашка в красную и черную клетку, брюки из грубой бумажной ткани и стоптанные тяжелые башмаки. Лицо у него было худое, загорелое, глазки хитренькие. Он все время улыбался; улыбка обнажала желтые кривые зубы. Его морщинистые руки словно хотели что-то зажать в горсти – привычка, характерная для моряка. Когда он своей развинченной походкой шел по лужайке, у мистера Тревора вырвался какой-то сдавленный звук; он вскочил и побежал к дому. Вернулся он очень скоро, и когда проходил мимо меня, я почувствовал сильный запах бренди.

– Ну, мой друг, чем я могу быть вам полезен? – осведомился он.

Моряк смотрел на него, прищурившись и нагло улыбаясь.

– Узнаете? – спросил он.

– Как же, как же, дорогой мой! Вне всякого сомнения, вы – Хадсон? – не очень уверенно спросил Тревор.

– Да, я – Хадсон, – ответил моряк. – Тридцать с лишним лет прошло с тех пор, как мы виделись в последний раз. И вот у вас собственный дом, а я все еще питаюсь солониной из бочек.