Шерлок Холмс и доктор Ватсон

Холмс подошел к ней и взял ее за руку (наша посетительница не носила перчаток). Он стал рассматривать ее руку так внимательно и бесстрастно, как ученый рассматривает редкого представителя животного или растительного мира.

– Вы, надеюсь, извините меня. Такова моя профессия, – сказал он, опуская ее руку. – Я чуть не ошибся: решил было, что вы машинистка. Но, конечно, вы занимаетесь музыкой. Ватсон, обратите внимание на сплющенные кончики пальцев. Характерно и для пианиста и для машинистки. Но в вашем лице есть одухотворенность. – Холмс мягким движением повернул ее лицо к свету. – Машинисткам она несвойственна. Сомнений нет, наша гостья занимается музыкой.

– Да, мистер Холмс, я учительница музыки.

– И живете за городом, судя по цвету лица.

– Вы не ошиблись. Около Фарнема на границе с Сурреем.

– Прекрасное место. У нас с ним связано много воспоминаний. Помните, Ватсон, мы занимались там Арчибальдом Стэмфордом, подделавшим документы? Ну, хорошо. Расскажите нам, мисс Вайолет, что же с вами случилось недалеко от Фарнема на границе с графством Суррей?

Молодая дама изложила очень ясно и точно следующее весьма странное происшествие.

– Мой покойный отец, мистер Холмс, Джеймс Смит был дирижером оркестра в одном театре. Когда он умер, у нас с мамой не оказалось ни одного близкого человека, кроме моего дяди, Ральфа Смита. Но он уехал в Африку двадцать пять лет назад, и мы ничего о нем по сей день не знаем. После смерти отца мы остались совершенно без средств. И вот однажды нам сказали что в «Таймсе» напечатано объявление о том, что нас кто-то разыскивает. Вы можете легко представить себе наше волнение. Мы решили, что кто-то оставил нам наследство, и тут же отправились к юристу, имя которого сообщалось в объявлении. У юриста нам представили двух джентльменов, мистера Каррузерса и мистера Вудли, – они жили в Южной Африке и приехали домой погостить. Эти джентльмены сказали нам, что дядя был их друг и что он умер в совершенной нищете несколько месяцев назад в Йоханнесбурге. Умирая, дядя просил их найти нас и помочь нам, если мы нуждаемся. Нам показалось странным, что дядя Ральф, который знать нас не хотел, когда был жив, вдруг, умирая, проявил такую заботу. Однако мистер Каррузерс объяснил, что дядя услышал о смерти брата только перед самой своей смертью и очень беспокоился о нашей судьбе.

– Простите, – сказал Холмс, – а когда произошел этот разговор?

– В декабре прошлого года – четыре месяца назад.

– Прошу вас, продолжайте.

– Этот мистер Вудли сразу же вызвал у меня отвращение. Он строил мне глазки – пошлый молодой человек с одутловатым лицом, рыжими усиками и прилизанными волосами. Он показался мне омерзительным; я была уверена, что Сирил не одобрил бы такое знакомство.

– Его зовут Сирил! – сказал Холмс, улыбаясь.

Молодая посетительница покраснела и засмеялась.

– Да, мистер Холмс, его зовут Сирил Мортон. Он инженер-электрик, и, надеюсь, мы обвенчаемся в конце лета. Господи, но как же так получилось, что я о нем заговорила? Я только хотела сказать, что этот мистер Вудли показался мне отвратительным, а мистер Каррузерс, который был гораздо старше, производил скорее приятное впечатление. Темноволосый. Цвет лица желтоватый, нездоровый. Чисто выбрит. У него хорошие манеры и приятная улыбка. Он почти все время молчал, спросил только, какие у нас средства остались после смерти отца, и, узнав, что нам совсем не на что жить, предложил, чтобы я учила музыке его единственную дочь десяти лет. Я ответила, что мне не хочется оставлять мать одну, но он сказал, что на субботу и воскресенье я могу ездить домой. Он будет платить мне сто гиней в год – очень, конечно, хорошие деньги. В конце концов я согласилась и отправилась жить в Чилтерн-Грейндж, в шести милях от Фарнема. Мистер Каррузерс был вдов, хозяйство вела экономка, очень почтенная пожилая женщина – миссис Диксон. Девочка была просто прелесть. Словом, все оборачивалось наилучшим образом. Сам мистер Каррузерс был очень мил, любил музыку, и вечера поэтому проходили очень приятно. А каждую субботу я уезжала домой в город.