МакМердо был из тех людей, кто не затеряется в толпе. Где бы он ни появился, его присутствие сразу становилось заметным. Не прошло и недели, как он стал самой важной персоной среди постояльцев Шафтера. В пансионе жили около дюжины человек, это были простые, честные люди: десятники, продавцы магазинов, словом, публика иного пошиба. По вечерам, когда все жильцы собирались за столом, его шутки были самые острые, рассказы самые яркие, песни самые задушевные. Он был весельчак по натуре, душа компании, и все, кто с ним был, заражались его настроением.
Время от времени, однако, прорывался его горячий нрав, коего были свидетелями ехавшие с ним полицейские и шахтеры. В нем вдруг вспыхивало бешенство, внушавшее окружающим не только уважение, но и страх. Он не скрывал своей неприязни к закону и его служителям. Одних постояльцев Шафтера это восхищало, другие пугливо поеживались.
Очень скоро он дал всем понять, что дочка хозяина покорила его сердце с первой минуты, и он открыто восхищался ее обаянием и красотой. МакМердо не был робким вздыхателем. Уже через два дня он признался Этти в любви, и с тех пор не упускал случая повторить признание, как бы не слыша все ее «нет».
– Как это другой? – кричал он. – Ну, это мы еще посмотрим! Я свое счастье не упущу! Уступить другому отраду моего сердца? Не на такого напали! Можешь, Этти, сто раз твердить «нет». Придет день, когда ты скажешь «да». А я молод и могу ждать сколько угодно.
Надо сказать, МакМердо был опасный поклонник. Его ирландское медоточивое красноречие, ласковые манеры, жизненный опыт и ореол таинственности – все это завораживало Этти, постепенно очаровывало и под конец завлекло в любовные сети. Он рассказывал ей о свежих, зеленых долинах графства Монаган, откуда был родом, о далеком прекрасном острове, невысоких холмах и шелковистых лужайках, которые казались еще прекраснее по сравнению с этими угрюмыми, холодными, заснеженными горами. Рассказывал о городах на севере Америки, о Детройте, о лагерях лесорубов на берегу Мичигана и наконец о Чикаго, где он работал на лесопильной фабрике. Он сдабривал свой рассказ туманными намеками о пережитых опасностях, о странных историях, случавшихся с ним в этом огромном городе, таких странных и сугубо личных, что о них лучше было молчать. Он описывал внезапный отъезд из Чикаго, разрыв всех связей, бегство в новый, непривычный для него мир, в эту негостеприимную долину. Этти слушала, и в ее глазах светилось участие и сострадание – два чувства, которые так легко и естественно переходят в любовь.
Скоро МакМердо, человек образованный, нашел себе работу бухгалтера в одной из фирм. Работа занимала у него весь день, и он никак не мог представиться ректору местной ложи Ордена вольных братьев. Об этой оплошности напомнил ему зашедший как-то вечером Майк Сканлан, рядовой член Ордена, с которым они ехали в одном вагоне. Сканлан, тщедушный, нервный человечек с заостренными чертами лица и черными глазками, был, видимо, очень рад встрече. Выпив рюмку-другую виски, он заговорил о цели своего визита.
– Я вспомнил твой адрес, МакМердо, и отважился наведаться к тебе. Я тревожусь, что ты все еще не представился ректору нашей ложи. Почему ты до сих пор не познакомился с Хозяином МакГинти?
– Сначала я искал работу. А теперь совсем нет времени.
– Все, что угодно, может ждать, только не это. Глупо и небезопасно обходить стороной Клуб Союза. Надо было идти туда на другое же утро после приезда. Если ты будешь его дразнить... Знаешь, я тебе очень это не советую. За тем я сюда и приехал, чтобы предупредить тебя.
– Я состою в Ордене больше двух лет, Сканлан, но никогда не слыхал о таких строгостях, – удивился МакМердо. – Ведь это пустая формальность.
– В Чикаго, может, и пустая.
– Но ведь устав Ордена один для всех.
– Ты так считаешь?
Сканлан вперил в приятеля долгий, пристальный взгляд. МакМердо уловил в нем зловещее предостережение.
– А что, разве нет?
– Через месяц ты сам все поймешь. Я слыхал, у тебя был в вагоне разговор с полицейскими, когда я вышел.
– А ты откуда знаешь?
– Собака лает – ветер носит. У нас все сразу становится известно – и хорошее, и плохое.
– Не стану отказываться, я действительно сказал фараонам, что я о них думаю.
– Клянусь небом, ты придешься по душе МакГинти.
– Он что, тоже не любит полицейских?
Сканлан рассмеялся.
– Чем говорить без толку, лучше пойди и познакомься с ним, – сказал он, поднимаясь со стула. – Не то он не будет тебя любить. Послушайся доброго совета, иди к нему немедля!
Так случилось, что в тот же вечер у МакМердо был еще один разговор, подбивший его не медлить с визитом к МакГинти. Возможно, его ухаживания за Этти стали все более настойчивы, или неповоротливый ум старого немца в конце концов подметил возрастающую симпатию молодых людей; как бы то ни было, вечером хозяин пансиона пригласил постояльца на свою половину и приступил к объяснению безо всяких обиняков.
– Мне показалось, мистер, – начал он, – что вы вздыхаете по моей Этти. Я не ошибаюсь?
– Да, это так, – ответил молодой человек.