Шериф

Они втолкнули Микки в камеру, буквально забросили. Наконец-то Баженов добился того, чего хотел. Микки упал на колени и захрипел: натянувшаяся веревка сдавила шею. Баженов с грохотом захлопнул дверь камеры, запер замок на два оборота и положил ключи в сейф. Затем он закрыл сейф другими ключами и положил связку в карман.

Вместе с Ружецким они передвинули письменный стол на середину комнаты и поставили напротив дверей камеры. Ружецкий принес второй стул и сел рядом с Баженовым. Валерка переломил ружье, эжектор выкинул пустые гильзы. Ружецкий зарядил оба ствола картечью и щелкнул замками.

— Только пошевелись! — грозно сказал он. Микки с трудом поднялся на ноги. Он подошел к решетке и уставился на них с глумливой улыбкой.

— Это нужно было делать раньше, а не палить в воздух, сосунок.

— Ну ты, тварь… Заткнись, а не то вышибу тебе мозги. — Ружецкий посмотрел на Баженова, ища у него поддержки. — А?

— Он прав, — сказал Баженов. — Здесь нельзя. Здесь — закон.

— Закон, твою мать… — Ружецкий положил ружье на стол.

— Эй! — Микки повернулся к ним спиной. — Как насчет веревки? Вы же не хотите, чтобы я задохнулся? А?

Ружецкий посмотрел на Баженова взглядом, в котором явственно читалось: «Это уже слишком. Тебе не кажется, Кирилл?», но Баженов, стиснув зубы, встал из-за стола и подошел к решетке.

Он достал из кармана перочинный нож — тот самый, которым перерезал веревку на Лизиной шее, — и освободил Микки.

— Это — все, — сказал он. — Больше подарков не жди.

Микки потер занемевшие запястья, помассировал шею. Он немного походил по камере, с интересом разглядывая обстановку, и уселся на топчан, поджав под себя ноги.

Он смотрел на Баженова пристальным немигающим взглядом. И — улыбался.

* * *

Баженов снял чехол с пишущей машинки, заправил в каретку сандвич из двух листов, переложенных копиркой, покрутил валик. Он собирался печатать протокол: не хотел откладывать бумажную работу на потом, тем более что заняться все равно нечем — придется торчать здесь всю ночь, охраняя задержанного. «Задержанный». Пока он был только задержанным, если изъясняться на языке закона.

Он ударил по клавишам, и машинка затрещала, оставляя на бумаге бледные нечеткие отпечатки. Баженов напечатал прописными буквами: «ПРОТОКОЛ» и остановился.

Он взглянул исподлобья на Микки: тот по-прежнему, не отрываясь, смотрел на него с гнусной улыбочкой.

— Чего тебе? — спросил Баженов. Микки едва заметно покачал головой.

— Чего ты на меня уставился? Хочешь загипнотизировать? Не получится. Лучше ложись спать, утром за тобой приедут из Ковеля. Ты знаешь, что делают в тюрьме с насильниками? Особенно когда речь идет о маленьких девочках? Знаешь?

Микки жмурился от удовольствия, будто только что съел вкусное мороженое: клубничный пломбир или кофейное с орешками.

— Поулыбайся, гаденыш! Ты еще пожалеешь, что я не убил тебя там, на поляне… Ты долго будешь об этом жалеть. Лет восемь. Или десять. С утра до вечера, пока тебя будут насиловать всей камерой.

Баженов чувствовал, что говорит совсем не то, что думает. Просто говорит, потому что… ему неуютно от этого остановившегося взгляда.

Внезапно Микки что-то сказал, так тихо, что Баженову пришлось напрячь слух.

— Это ты в тюрьме, а я свободен.

— Свободен?! Ну-ну… — Он протянул руку к черному допотопному телефону, такому тяжелому, что под ним можно было квасить капусту. Баженов поднял трубку. Гудков не было. Он несколько раз ударил по рычагам, покрутил диск, но все впустую.

Баженов посмотрел на Ружецкого, тот взял трубку и поднес ее к уху. Он долго сосредоточенно сопел, потом пожал плечами:

— Линия повреждена. Обычное дело.

Да… Обычное дело. Телефонная линия повреждалась часто: во время сильного дождя или ветра, случалось, провода обрывались зимой, под тяжестью снега, но чтобы летом, в жаркую сухую погоду, когда на улице ни ветерка… Такого Баженов припомнить не мог. Такого никогда не было.

— Это ничего не меняет. Позвоню утром, — сказал Баженов и положил трубку.

Он снова придвинул машинку к себе и положил пальцы на клавиатуру. Надо было печатать протокол, но… что написать?

Баженов покосился на Микки: тот не отрывал от участкового внимательного взгляда.

Баженов даже не знал его настоящего имени. У Микки не оказалось при себе никаких документов. Когда следователь все это прочитает, то сразу же задаст вопрос: а почему вы не задержали его для выяснения личности? Обычная процедура. Не сочли нужным, лейтенант Баженов? На каких основаниях? Вы понимаете, что ваша первейшая обязанность — это профилактика правонарушений? Если бы вы не проявили халатность, то преступления не произошло. Что это значит? Прощай, звездочки? Прощай, должность? Прощай, форма?

— Черт! — Баженов от злости стукнул кулаками по столу.

— Что случилось, Кирилл? — встревожился Ружецкий.

— Ничего, все в порядке…

В порядке… Так ли это? Баженов снова испытывал то же самое ощущение, которое появилось у него на поляне: назойливое жужжание в голове, будто кто-то хотел залезть в его мозги.