Шепот во мраке

Я искренне надеюсь, что вы согласитесь составить нам с мистером Эйкли компанию. Инопланетяне ищут знакомства с учеными людьми вроде вас и готовы показать им великие бездны мироздания, о которых многим из людей остается, как и прежде, лишь грезить в своем неведении. Возможно, поначалу идея о встрече с пришельцами покажется вам странной, но я уверен, что вы не станете заострять на ней внимание. Полагаю, что к нам присоединится и мистер Нойз – тот самый ваш провожатый, что доставил вас сюда в своей машине. Он был в наших рядах много лет. Да вы, наверное, узнали его голос: он ведь звучит среди прочих на пластинке, которую послал вам мистер Эйкли.

Тут меня всего передернуло, а рассказчик, выждав секунду-другую, закончил:

– Итак, оставляю решение за вами, мистер Уилмарт; добавлю лишь, что вам, с вашей страстью к необычному и осведомленностью в преданиях старины, никак нельзя упустить такую возможность. Бояться совершенно нечего. Все преобразования совершенно безболезненны, а в полностью механизированной системе восприятия есть немало преимуществ. При отсоединенных электродах, например, просто-напросто засыпаешь и видишь необыкновенно яркие и причудливые сны. Ну а теперь, если не возражаете, давайте отложим наше совещание на завтра. Спокойной вам ночи – да, не забудьте повернуть все переключатели влево; в любом порядке, хотя механизм с линзами лучше в последнюю очередь. Мистер Эйкли, вам также спокойной ночи – смотрите же, не обижайте нашего гостя! Ну что там с переключателями? Готово?

Вот и все, что я услышал. Я машинально исполнил просьбу и повернул все переключатели, хотя от изумления никак не мог поверить в случившееся. И когда Эйкли шептал мне о том, что приборы можно пока оставить на столе, голова моя все еще шла кругом. Эйкли никак не отозвался на происшедшее – впрочем, я тогда с трудом воспринимал окружающий мир, и все его слова были для меня пустым звуком. Насколько я понял, он предложил мне унести лампу в мою комнату, из чего я заключил, что он хотел посидеть в темноте. Безусловно, ему было пора отдохнуть: ведь от длинных речей, что он вел на протяжении всего этого дня, устал бы даже и здоровый человек. Все в том же изумлении я пожелал хозяину дома спокойной ночи и отправился наверх, забрав лампу, хотя имел при себе превосходный карманный фонарик.

Я был рад, что покинул этот исполненный странным и смутным ощущением вибрации кабинет и поднялся к себе в комнату, однако при этом не мог отделаться от тошнотворного чувства страха, опасности и чудовищной противоестественности, которая виделась мне во всем происходящем вокруг. Дикая, безлюдная местность; покрытый таинственно-мрачным лесом чернеющий склон, почти вплотную вздымающийся над усадьбой; следы на дороге; хворый, беспомощно-неподвижный собеседник, шепчущий в полутьме невероятные вещи; проклятые цилиндры и механизмы; а самое главное, предложение подвергнуться какой-то чудовищной операции и отправиться в еще более странные космические бездны – вся эта совокупность необычных и последовавших с такой неожиданной быстротой событий навалилась на меня со все более возрастающей тяжестью; она надломила мою волю и выжала из меня чуть ли не все жизненные соки.

Особенно потрясла меня новость о том, что мой провожатый Нойз был тем самым человеком, который отправлял чудовищный ритуал древнего шабаша, записанный на граммофонную пластинку; впрочем, я уже и раньше уловил в его голосе знакомые отвратительные нотки. Несколько иное, но ничуть не меньшее волнение охватывало меня всякий раз, когда я принимался размышлять над своим отношением к хозяину усадьбы: несмотря на всю симпатию, которой я проникся к Эйкли во время переписки, теперь я чувствовал к нему явное отвращение. Вместо того чтобы разжалобить меня, его болезнь вызывала у меня нечто вроде брезгливости. Эйкли угнетал меня своей неподвижностью, вялостью, своим покойницким видом, не говоря уже об этом беспрестанном шепоте, абсолютно чуждом нормальной человеческой речи!

Прежде мне не доводилось слышать ничего похожего на этот шепот; несмотря на странную неподвижность прикрытых усами губ говорившего, в этих тихих звуках присутствовали скрытая сила и раскатистость, отнюдь не характерные для хрипов страдающего астмой человека. Я без труда разбирал сказанное, даже находясь на другом конце комнаты, а раза два мне показалось, что этот зычный шепот был порожден не столько слабостью, сколько умышленным приглушением голоса. Но тогда с какой целью? Этого я понять не мог. Но я с самого начала уловил в этом шепоте тревожащие нотки. Теперь, когда я принялся размышлять, в чем тут дело, я решил, что причина заключается в каком-то подсознательном узнавании – как и в случае с голосом Нойза, оттого-то и показавшимся мне зловещим. Но с чем ассоциировался у меня шепот Эйкли, я так и не мог вспомнить.