У нас осталось много хороших воспоминаний об этом месте, о Хессе, о том времени, когда мы с Ингрид были вместе, а Малышка — еще крошкой. Наши прогулки на гору Сюккертоппен по воскресеньям, купание у ее подножия, празднование Дня независимости в те времена, когда наша девочка играла на флейте в школьном оркестре. Ежегодный костер на Иванов день. У меня сохранилась фотография восьмилетней Малышки возле костра. В руке у нее палка с насаженной на нее сосиской. А на заднем плане на барже пылает огромный костер, со всех сторон окруженный водой и другими судами. Маленькая девочка улыбается и показывает пальчиком на пламя, которое облизывает верхушки деревянных палетт. Зрелище потрясающее.
На перекрестке с круговым движением я резко свернул и уперся в другую машину. У меня не было возможности включить сирену и мигалки, расшвырять с дороги всех остальных, но уже совсем скоро я увидел съезд к улице Сюккертоппвейен, где стоял ее дом. Повернул и сбросил скорость, почувствовав, как пульсирует кровь у меня в ушах. Разве я не убеждал себя только что, что ничего не случилось? Что она рассердится, когда я заявлюсь к ней? Выйдет с ребенком на руках и спросит: «Ну и чего ты хотел?» А я отвечу: «Ты мне позвонила, а потом не брала трубку, когда я перезванивал». На это она вздернет бровь и скажет: «Расслабься, папочка, я дозвонилась маме». Почему я так испугался?
Едва я успокоился, как увидел дом Малышки. Из-за дома — старого, деревянного, выкрашенного в красный, с большим садом чуть ниже по склону — поднималось серое облако дыма. Сначала я решил, что они разожгли гриль в саду, но не слишком ли много дыма? Похоже, у них там костер… К тому же горело явно не в саду. Подъехав поближе, я убедился, что дым шел из самого дома. Он охватывал всю заднюю часть крыши.
Сердце забилось стремительнее. Дрожа, я втиснул машину между другими автомобилями на обочине и скинул ремень безопасности. Пока вылезал наружу, снова набрал номер Малышки, и все успокаивал себя: «Расслабься, расслабься, это случайность…»
— Вы позвонили на автоответчик…
Никаких причин для беспокойства — наверняка что-то загорелось в саду; это только кажется, что дым идет из самого дома.
— Вы позвонили на автоответчик…
Широко шагая, я направился к источнику дыма. Последние несколько метров до двери я пробежал. Рывком распахнул дверь. Тяжелое горячее облако сбило меня с ног. Оно заполнило мои ноздри, глаза и рот, кромешной тьмой сгустившись вокруг меня. Внутри облака потрескивало пламя. Я рвался дальше, искать ее, но облако было слишком горячим, слишком плотным. Я звал Малышку, звал изо всех сил, но ответом мне было лишь неутихающее потрескивание огня.
Я позвонил пожарным, а сам обежал вокруг дома и попытался открыть дверь на террасу. Заперто. Из кухонного окна огонь прорывался к стене. Дрожащим голосом я диктовал адрес, а сам пытался запомнить, как выглядит дым. На пожаре очень важно сразу же сделать фотографии, это поможет расследованию. Фотоаппарата у меня с собой не было, так что приходилось полагаться на память. Ведь ее, вполне возможно, и дома-то нет. Может, она оставила телефон, а сама пошла с ребенком прогуляться, укачать его… Вой сирен приближался. Я еще раз обежал дом, чтобы увидеть пожар со всех сторон, — это могло помочь. Малышка скажет, что я вел себя как типичный полицейский, даже не зная, пострадала ли она при пожаре, внутри ли они… Я снова набрал ее номер.
— Вы позвонили на автоответчик…
Сирены стали еще ближе. Огромные пожарные машины едва поместились на узкой улочке за домом. Огонь уже переполз на крышу и выбивался из печной трубы. Дом выгорит дотла. Дым прочно засел у меня во рту и в носу.
— Вы позвонили на автоответчик…
Пожарные ринулись к дому, размотали шланги и развернули лестницы. Огонь, охвативший всю крышу и стены, красным языком лизал небо. Жар. Лицо горело, хотя я отошел и стоял в нескольких метрах от дома.
Полиция приехала следом. Места для машин в переулке не осталось, поэтому им пришлось припарковаться неподалеку. Начали стягиваться любопытные соседи. Полицейские явились очень быстро. Первым ко мне подошел Сверре.
— Ты здесь, Руе? Я думал, ты уехал домой…
Я снова набрал номер Малышки. Смотрел на огонь, в очередной раз выслушивая бесстрастное сообщение.
— Вы позвонили на автоответчик…
— Надеюсь, внутри никого нет, — сказал Сверре. — Похоже, там слишком жарко для наших пожарных.
Дом светился на фоне неба. От него исходил такой же жар, как и от самой Малышки. Он горел так, как обычно горела в ней жизненная сила, та, что делала ее такой прекрасной. Я много раз думал, что огонь ее души никому не под силу погасить. И опасался, что человеку этого огня не выдержать. Что он каким-то образом обожжет своего владельца. Но я и представить себе не мог, что внешний огонь, что жар…
Моя голова расплавилась, мысли улетели, как дым. Это сделал огонь. Огонь, змеем поднимающийся к небу, — раскаленный, злобный дракон. Не было на свете ничего чернее той дыры, которую прожег в моей голове тот пронзительный огонь.
— Анита, — сказал я. — Моя дочь. Это ее дом.
Мариам