Я вскочила. Занавески развевались от ветра, плясали, похожие на просторный плащ. Я поднялась с кровати и пошла закрыть окно. Потом вернулась в кровать, где возле того места, где прежде лежала я, расположился Неро. Когда я опять улеглась, он потянулся, показывая мне коричневые, желтые и черные чешуйки. Времени прошло всего ничего, а он вырос вдвое по сравнению с тем, каким был, когда мы взяли его. Я провела рукой по блестящей коже. Змеи, в отличие от теплокровных животных, равнодушны к человеческим ласкам. Наши с Неро отношения были необыкновенными, так мне казалось, однако я чувствовала, что поглаживание его раздражает. Вот и сейчас он принялся извиваться, а потом сполз на пол и дополз до батареи под окном, где и свернулся.
Я встала, подошла к нему и опустилась на колени. Протянув руку, попыталась восстановить связь с ним, ухватилась за кольцо и дернула к себе, но питон воспротивился, поднял голову и зашипел. Как обычно, я услышала в шипении разъяренный приказ. Неро кинулся на меня, и я отпрянула.
Котенка он съел месяц назад. Без еды змеи способны продержаться намного дольше, и тем не менее я видела, что он опять проголодался. Я пыталась кормить его курятиной, но к мертвечине он больше не притрагивался. Вместо этого бросался мне на руку и выплевывал приказы. Движущей силой наших отношений была моя неспособность как следует накормить его. Он же не понимал, каких трудов это мне стоило в прошлый раз и каково мне было. Он не мог взять в толк, почему добыча не появляется по первому его требованию.
Дрожа, я накинула халат, пошла на кухню и, подняв с пола местную газету, открыла ее на странице «Отдам даром». Там было полно объявлений от владельцев животных.
– Кто у нас проснулся? – раздался с порога голос Ингвара.
На Ингваре была футболка с большими зелеными буквами, которые складывались в надпись
– Ты-то чего не спишь? – спросила я.
Он пожал плечами.
– Я музыкант. – Открыл сервант, достал чашку и налил в нее воды из-под крана. – А вот тебя мы совсем не видим, вечно взаперти сидишь… – Мотнул головой в сторону моей комнаты.
– К занятиям готовлюсь.
– По ночам тоже?
Я посмотрела на свои босые ноги на полу. Из-под большого пальца выглядывал комочек пыли. Я потерла одну ногу о другую и стряхнула его.
– Небось бессонница, – сказал Ингвар.
– Кошмар приснился, – ответила я.
Он сел напротив меня и провел рукой по бороде.
– Ты с Эгилем давно разговаривала?
Я кивнула.
– Я же все время у себя сижу.
– Он провалил экзамены. И отец больше не дает ему денег.
– Я и не знала, что все так плохо, – сказала я.
– Все намного хуже. Его папашу не устраивает, что Эгиль живет с нами. Говорит, мы на него плохо влияем.
Я засмеялась.
– Не исключено, что он прав.
– Он грозится оставить Эгиля без наследства. И тот бесится… Ты же на его днюху придешь?
Я ковырнула ноготь на пальце.
– Ну да.
Ингвар опустил взгляд.
– Ты же знаешь, что… со мной можно поговорить, о чем хочешь. Если надо.
Я засмеялась.
– Да, Ингвар, ты – моя лучшая подружка.
– Я серьезно, – он посмотрел на меня, – правда.
Я зажмурилась, стараясь отогнать воспоминания. Мерные шлепки из комнаты, когда Патрик думал, будто я сплю. И то, как он приходил ко мне потом…
– Ты с ним больше не общаешься?
Ингвар покачал головой.
– И сюда он не придет. – Он снова покачал головой. – Нет. Обещаю.
Я посмотрела на Ингвара.
– Темноватая футболка.
– Для тебя, может, и темноватая. А мне нормально.
После Патрика оставались мокрые пятна со сладковатым запахом. Высыхая, они не исчезали, а чистое сменное белье у нас бывало не всегда. Вспоминая девочку по имени Сара Шейе, я всегда чувствую этот запах.
Я посмотрела на Ингвара, перевела взгляд на свои ноги. Ковырнула пол.
– Что я тогда наговорила? Я в тот вечер напилась и рассказала о Патрике. А что именно, не помню.
– Мне это все неохота повторять, – сказал он, – но за такое член оторвать мало.
– А ведь это еще не самое страшное, – прошептала я.
У меня не осталось сил говорить об этом. О том, как изменилась та маленькая девочка, какой я была когда-то. О том, какой прилипчивой она сделалась. Как хвостиком ходила за братом, требуя его внимания. Как пританцовывала вокруг него. Бывало, именно она первой забиралась к нему в кровать.
– Самое страшное – что я его любила, – сказала я Ингвару. – Поэтому и сбежала.
Ингвар обнял меня – бородатый, теплый, обхватил меня руками, и я, уткнувшись ему в плечо, всхлипнула.
– Это не любовь, – проговорил он, – любовь не такая.
– Для меня она такая.
Ронья