Шепот ночи

Через полчаса, насладившись горячей ванной, она словно заново родилась. Ее волосы были вымыты, расчесаны и высушены. Служанка долго сражалась со спутанной копной, и наконец ее раздраженные возгласы сменились удовлетворенным вздохом. Алси ухитрилась вытащить талеры из старого корсета и сунуть их за подкладку нового. Ей дали всю необходимую одежду, оставив только старые туфли, поскольку ни одна пара из принесенных служанкой не подошла. Французское вечернее платье, которое выбрала Алси, было сшито из синего шелка, его покрой отстал от моды и не отличался изяществом, но роскошная ткань искупала все недостатки.

Когда служанка закончила свою работу, Алси волшебным образом превратилась в ту женщину, которая покинула Англию около полугода назад, возможно, чуть похудевшую, но это единственное отличие. Алси это казалось странным, неправильным, поскольку теперь у нее не было ничего общего с нетерпеливой, невинной, романтичной девочкой, которой она еще недавно была. Даже ее страх сейчас имел другой привкус. Полгода назад в нем были новизна, туманность, острота, теперь он стал привычным, как застарелая боль.

Как только Деяна заколола последнюю шпильку, раздался стук в дверь. Служанка что-то ответила, дверь открылась, и вошел лакей в европейском костюме. После короткого разговора он снова вышел.

– Пора идти, – по-немецки сказала служанка. Волнение, на время туалета оставившее Алси, снова вернулось. Она встала и вслед за служанкой пошла по коридорам, пока не оказалась в… кабинете. Только так она могла описать это помещение, огромное, как бальный зал, и обстановкой напоминавшее нечто среднее между гостиной и правительственным учреждением.

За громоздким письменным столом сидел седовласый мужчина в пурпурном, отделанном золотым галуном костюме напоминавшем военную форму. Определенно это князь Обренович. У него были маленькие аккуратные усы и проницательные глаза, и, хотя он без всякого выражения взглянул на Алси, у нее по спине пробежал холодок. Вокруг князя стояли мужчины в полувоенной форме и вечерних костюмах. Пурпур и золото контрастировали с европейской сдержанностью, все это производило странный эффект.

Алси рискнула оглядеться и увидела в стороне Думитру. Сердитый, молчаливый, одетый в новый английский костюм, он был поразительно красив. Он был чисто выбрит, коротко подстрижен, от этого его сильная шея казалась голой. Алси вспомнила, как два месяца – и целую жизнь – назад сказала ему, что волосы он может носить, как ему заблагорассудится, а подбородок пусть бреет. Он помнил? У нее сжалось сердце, когда Думитру перехватил ее взгляд. Прежде чем на его лицо вернулось обычное надменное выражение. Алси увидела в его глазах отражение собственной боли.

Князь Обренович не поднялся, когда Алси вошла, и она в ответ хотела проигнорировать его, но рассудила, что не желает платить цену, которую здешний властитель назначит за неуважение. Поэтому она присела в реверансе и кивнула, слишком энергично для пренебрежения и чересчур заносчиво для демонстрации уважения. Князь по-прежнему не обращал на нее внимания.

Затем в кабинет вошли их похитители, чисто выбритые, но в своих старых костюмах. Гордость и гнев на их лицах смешивались с просительным выражением. Князь что-то глухо сказал, и один из них, выступив вперед, скованно поклонился и заговорил на сербском. Никогда в жизни Алси так не хотелось знать этот язык.

Мужчина излагал историю в драматическом стиле, указывая то на Думитру, то на Алси, и в кульминационный момент вытащил из сумки что-то длинное, толстое, черное. Алси, вздрогнув, узнала свою отрезанную косу. Серб, продолжая рассказ, размахивал ею, как плетью, потом снова сунул в сумку. Тон его был то гордым, то умоляющим. На лице князя Обреновича не отразилось ни сомнения, ни доверия. Его неподвижные черты, казалось, были высеченными из камня.

Когда повстанец закончил рассказ и отступил назад, Алси украдкой взглянула на Думитру. Он мрачно усмехался, и Алси не знала, успокоиться ли ей или испугаться. После минутной паузы князь обратился к пленнику.

– Я бы предпочел говорить на немецком, – ответил Думитру. – На этом языке я лучше все объясню.

Алси спрятала удивление под маской безразличия, но почувствовала, как прищуренные глаза князя задержались на ней, прежде чем он ответил.

– Продолжайте, – сказал Обренович по-немецки с сильным акцентом, не имевшим ничего общего с культурной речью повстанцев из высшего общества.

«Кто этот человек? – задумалась Алси. – И как он стал князем?»

– Эта женщина хороша, правда? – сказал Думитру, отвечая на вопрос, заданный князем на сербском языке. – Но увы, она уже не девственница, и ни один приличный мужчина не сочтет ее достойным приобретением.

Алси думала, что знает, что такое страх, но слова Думитру так потрясли ее, что она удивлялась, почему не упала замертво или не бросилась бежать. Она чувствовала себя униженной и смутилась, оттого что Думитру вслух говорил подобные вещи. Но когда сообразила, какие поступки князя заставили Думитру дать такой ответ, ее охватил ужас, и смущение показалось сущим пустяком.