Шепот ночи

Они долго лежали, тяжело дыша, потом Думитру откатился в сторону, повернулся к Алси и притянул к себе. Прижавшись ягодицами к его паху, она ощутила уменьшившуюся твердость его мужского достоинства, слегка влажного после их страсти. Мускулы ее ног горели, она испытывала одновременно и пустоту, и странную заполненность.

– Видишь? – самодовольно прошептал Думитру ей в затылок. – Удовольствия гораздо больше, чем боли.

– Да, – подтвердила она, глупо улыбаясь. – Гораздо больше.

Дело сделано. Безвозвратно и полноценно. Она замужняя женщина. Но не знает, что это значит. Что ей теперь полагается делать?

Глава 6

Солнце ярким желтком поднималось над кольцом горных вершин, когда Думитру наконец открыл глаза. Почти час до этого он провел в полудреме. Когда первые потоки призрачного серого света начали просачиваться в долины, прогоняя ночь, он против обыкновения не радовался утру. Зарывшись в стеганые одеяла и уткнувшись лицом в мягкие волосы жены, Думитру совершенно не задумывался о ежедневных делах.

Однако сознание и совесть нельзя заглушить навсегда, поэтому, когда солнечный свет начал струиться через многочисленные окна, Думитру окончательно проснулся и неохотно сел.

Алсиона не повернулась. Она лежала, заняв три четверти кровати с обычным эгоизмом человека, привыкшего спать в одиночестве. Даже во сне она была олицетворением противоречий: черные волосы на белых простынях подчеркивали фарфоровый цвет лица, столь безупречный, что она казалась нереальной, это поразительно контрастировало с ее позой, более подходящей неловкой девчонке-сорванцу двенадцати лет, а не взрослой красавице. Это противоречие интриговало и удивляло.

Более рафинированная женщина оказалась бы леди и в постели: не скованной, но в то же время бесстрастной и молчаливой, созданной для более изысканных радостей, чем телесные удовольствия. Алсиона же реагировала с удивлением, остроумием и тревожащей уязвимостью – такая комбинация не могла привидеться Думитру в самых горячих мечтах. Это обезоруживало и в то же время соблазняло. Он прислушивался в темноте к ее легкому дыханию, когда она спала сном праведника, и ничего так не хотел, как всю ночь держать ее в объятиях.

Что он и сделал.

Теперь, при проясняющемся свете утра, беспокойство снова вернулось к Думитру. Все его опасения развеялись: новоиспеченная жена отнюдь не старая, безобразная, глупая, с дурным характером особа, как не раз виделось ему в ночных кошмарах, когда он обдумывал свой план. Но их положение оставалось сложным: двум людям, все еще чужим друг другу, придется научиться жить в браке, не зная друг о друге банальных подробностей, что обычно облегчает существование самым неподходящим парам.

Даже совершенному человеку в такой ситуации было бы трудно, а Думитру знал, что он далеко не без недостатков. Взглянув на дремлющую жену, Думитру не мог отделаться от чувства, что им, возможно, будет нетрудно прийти к соглашению.

Последний раз взглянув на Алси, он осторожно выскользнул из кровати, стараясь не потревожить жену. Накинув халат, он собрал свою одежду и вышел в гостиную, тихо закрыв за собой дверь.

Как Думитру и ожидал, камердинер терпеливо ждал его, сидя у двери, чтобы исполнить запоздавшие утренние обязанности. Как и кулинарные книги, Гийом был вывезен из Франции. Он служил Думитру в Париже, исполняя все домашние обязанности, с которыми не справлялись горничная и повариха, и когда после смерти отца Думитру вернулся в Валахию, слуга предпочел поехать с ним и служил исключительно хозяину. Это было одновременно и повышение, и ссылка, но камердинер лишь небрежно пожимал плечами всякий раз, когда Думитру пытался выяснить причины его решения.

Гийом решительно отказался учить какой-либо язык и смотрел на окружение хозяина с тем же чувством превосходства, как и на рю Шене, словно был самым знаменитым членом большого хозяйства, а не одним изнескольких слуг, которые присматривали и за полями, и за конюшнями, и за домом.

В это утро Гийом ждал не один. Думитру узнал сидевшую в дальнем углу горничную Алсионы. Пухлая блондинка не старше двадцати лет устроилась как можно дальше от Гийома, насколько это возможно, если не двигать мебель. Никто не заметил появления хозяина.

– Бонжур, – приветствовал их Думитру.

Оба вздрогнули. Гийом вскочил на ноги, пытаясь прикрыть свое удивление почти воинственным рвением и исполнительностью.

– Месье, – официально поклонился он, без сомнения, ради горничной.

– Я решил умыться в другом месте, чтобы не тревожить жену, – самым сухим тоном объявил Думитру.

Глаза горничной вспыхнули, когда он заговорил по-французски с парижским выговором. С Гийомом ее объединял не только род занятий, но и национальность. Разумеется, женщина с богатством Алсионы предпочитает все самое лучшее, от вееров до лошадей и слуг.

– Извините, – по-французски пробормотала служанка.