Шепот моего сердца

— А я-то думал, что ты про них забыла. Для заядлой курильщицы ты неплохо держалась.

— А ведь действительно забыла. Но суровая реальность поставила все на свои места, — усмехнулась Карен.

Они дошли до внушительного здания федерального суда. Йен парковал свою машину на подземной, жестко охраняемой служебной стоянке. Они спустились туда на лифте. Холла Карен даже не запомнила — кроме того, что потолки там были настолько высокие, что она не видела узора лепнины даже в очках.

В лифте пахло лавандой. Очередная загадка этого мира. Ну откуда в лифте такого здания — лаванда? Карен задала этот вопрос Йену.

Тот пожал плечами. То ли устал от непосредственности в общении, то ли здесь, в месте несения службы, он не мог больше быть собой, а становился сухим, жестким, справедливым судьей Рэндомом.

«Все. Вечер поэзии закончен», — съехидничал внутренний голос. Карен подумала, что по поводу него — внутреннего голоса — нужно будет отдельно поговорить с Амандой. Вдруг это на самом деле болезнь? Хотя ничего страшного. Если болезнь, то от нее должны помогать какие-то таблетки. А значит, есть способ заставить его заткнуться. «Навсегда», — пообещала ему Карен.

Стоянка была полупуста: большинство сотрудников уже разъехались по домам. На полупустых подземных парковках Карен всегда вспоминала про всевозможные фильмы ужасов. Каждый режиссер триллера, будь он трижды бездарностью, знает, что подземная стоянка — одно из самых страшных для человека мест. И потому непременно втискивает в фильм сцену на парковке. Она редко бывает самой удачной, зато берет своей близостью к реальности. Этакая «леденящая кровь рутина».

Йен оказался владельцем «очень серьезного», как выразилась Карен, черного «порше». В салоне пахло кожей и сандаловым деревом. Карен, несмотря на то что курила, тонко чувствовала запахи. Ноток женских духов там не было.

Хотя какая, в общем-то, ей разница. Это их последние полчаса. А потом — все. Ариведерчи.

— Помнишь, с чего все началось? — спросила Карен с улыбкой и сама не заметила, что улыбка вышла грустная.

— Что именно? — Он завел машину.

— Наше знакомство. Мне нужен был твой номер телефона.

— А, конечно. Держи.

Йен вытащил из внутреннего кармана визитку. С двух сторон черная. На одной стороне — серебристый текст.

— Она подходит к моим часам, — пробормотала Карен.

— Это еще одно чудесное переплетение судеб.

Машина тронулась с места.

— Нет, не судеб, а только ниточек. Одна случайная встреча — еще не переплетение, а только… пересечение. Вот, например, две прямые на плоскости пересекаются не больше одного раза, — известный закон геометрии. Или теорема? Ах, какая разница!

— Не хочу показаться неоригинальным, но, может быть, ты оставишь мне и свой номер тоже? Чтобы если все-таки переплетение, у судьбы было больше зацепок, — серьезно пояснил Йен.

Карен хихикнула и вытащила из бокового кармана сумки свой видавший виды мобильник. Он неплохо сохранился для аппарата с такой сложной судьбой. Где только Карен его не роняла! И даже как-то едва не утопила. Но он был упрям, хотел жить и стойко справлялся со всеми неприятностями. Карен набрала номер с визитки.

Во внутреннем кармане пиджака у Йена зазвучала мелодия «Show must go on».

— O-o… Тебе нравится Меркьюри?

— Жизнеутверждающая песня.

— Понятно. Ладно, мой номер заканчивается на двадцать семь. Если вспомнишь внести меня в телефонную книгу, у тебя останется мой номер. Нет — значит, нет. Это чтобы у судьбы был больший простор для фантазий.

— А ты проявляешь большую заботу об этой особе. Куда едем?

— Джейн-стрит, семьдесят девять. Это ближе к Восьмой авеню.

— Хорошо, поедем на Восьмую авеню, а дальше покажешь. Я не знаю, где эта улица с романтическим названием.

— Да, название — одно из немногих ее достоинств. Но жить на Джейн-стрит гораздо приятнее, чем на какой-нибудь прозаической Восемнадцатой стрит. А ты не слушаешь радио в машине?

— Зачем мне радио, если пока у меня есть ты?

Еще один тонкий, почти ускользающий намек на что-то. Игра в слова, такая сладостная иногда между мужчиной и женщиной.

— Ой, а не слишком ли рано я отбросила версию про маньяка?

Йен ничего не ответил.

— Прости, глупая шутка. Наверное, я хуже, чем радио.

— Ты в миллиард раз лучше, чем радио, потому что ты живой человек, и у тебя в душе — целый мир. Попроси своего психолога объяснить тебе это.

Он сказал это как-то то ли устало, то ли походя, но Карен боялась шелохнуться, чтобы не разрушить магическую силу его слов.

«Это самый удивительный мужчина, которого я только встречала», — подумала она.

И тут ей стало так грустно, так невыносимо тоскливо, что впору было сжаться в комок и заскулить. Этот невероятный человек подарил ей волшебный вечер. Но через несколько минут сказка закончится, и все станет, как было… Скоро полночь, дорогая Золушка. И почему Аманда не предупредила, что может быть настолько хорошо… и что в этой сказке действуют все обычные сказочные законы. Кроме хеппи-энда.

Ехали молча — наговорились за ужином. Карен пыталась свыкнуться с мыслью, что больше никогда его не увидит. О чем думал Йен, она не знала и знать, наверное, не хотела.