Шепчущие рядом

Я повернулся. На плече восседал маленький человечек в словно сотканном из светлого дыма одеянии. Исходивший от него свет озарял пространство вокруг, включая и обезьяноподобное существо. Оно действительно сильно походило на обезьяну, но, странное дело, стоило мне приглядеться к нему пристальнее, как сразу все черты расплывались. Рассмотреть же маленькое существо мне не позволяло его свечение. Пришлось оставить безуспешные попытки разобраться, и, когда спустя положенное время экран сотового погас, я не стал его включать снова, так как не видел в этом больше необходимости.

– Это твой друг? – спросил я.

– А, это… – небрежно отмахнулась обезьяна, – рудимент человечества, – в шипящем голосе почувствовалось раздражение. – Он настолько мал, что голос его почти не слышен.

– Я как раз оттого и мал, что меня чаще всего не хотят слышать! – светлячок стал бросаться искрами, но они почему-то не обжигали, а сразу гасли.

– Ты будешь Глюком номер два, – киваю лилипуту.

– Повторю вопрос, – еле слышно шепчет он. – Что после тебя останется, когда тебя не станет?

– Мои труды – книги, – я чешу затылок в сомнениях, а сзади посмеивается обезьяна.

– Сомневаюсь. В последнее время ты все чаще слушаешь его, – печалится маленький, указывая на большого.

– Ну, еще бы, – усмехнулась обезьяна, – конечно, меня! Слушать тебя – значит, стать монахом, прозябать в тоске и затем подохнуть, так толком и не познав радости.

– Глупости! – возражает светлячок. – Тоска как раз в пустой праздности.

В ответ Обезьяна противно хихикает и с шипением презрительно цедит одно лишь слово: чу-ш-ш-шь…

Пластины зажужжали чуть громче.

Приснится же такое! И глюки порой умеют выстраивать предложения, логически связанные между собой.

– Вы видите их? – громко говорит кто-то мне на ухо, и я, как утопающий за соломинку, хватаюсь за знакомый голос – голос Доктора Штерна, чтобы вырваться из сна.

– Это не сон, – раздаётся в ухе, прокрадывается глубже в голову, будто там обезьяна спорит с человечком о моей судьбе: пей, Вэн, пей – думай о будущем – заливай коньяком проблемы – действуй и откажись от праздности!

– Замолчите! – в отчаянии кричу я и хватаюсь за голову, цепляя блютуз-наушник. Это жужжание, назойливое жужжание… почему-то ставшее сейчас особенно заметным. Оно проникает в голову, под череп… и сводит меня с ума.

Я почувствовал, как во мне сейчас что-то поменялось: сознание исказилось каким-то странным образом, и я очутился… в будущем. Ещё не совсем стариком, но уже человеком, чувствующим конец своего жизненного пути.

Никогда ещё жизнь не казалась мне более дикой, бесконечно идиотской и такой бессмысленно пустой. Меня одолевали какие-то тоскливые, гнетущие и неприятные мысли: что останется после меня, моей работы, когда я перестану жить? Будут ли плоды моей творческой деятельности достаточно талантливы, полезны или красивы, чтобы на них вообще обратили внимание? Кто хоть изредка вспомнит обо мне? Задумается и процитирует строки из моих трудов? Сколько драгоценного времени потеряно безвозвратно. Я так долго барахтался в омуте повседневного рабства. Так долго «кормил не того волка», хм… эту чертову обезьяну! Разжиревшую благодаря мне обезьяну… Где мой успех?

– Выходите. Выходите оттуда! – пробился в наушник настойчиво повторяющий одну и ту же фразу голос Штерна. – Долго в зет-поле находиться нельзя.

Параллельно в то же время шипели друг на друга аморфные существа: «…нет радости в книгах, лучше Интернета и телевидения – ничего нет!» – утверждало одно. «Да, безусловно, телевидение и Интернет – прекрасные изобретения, – соглашалось другое и добавляло: – Они не дают дуракам слишком часто бывать на людях⁸».

Я вдруг заметил, что опять держу в руке бокал коньяка, и мною овладело безудержное желание запустить его в стену, чтобы разлетелся вдребезги, чтобы осколки и брызги во все стороны. И я бы так и сделал, если бы вовремя не спохватился, что, во-первых, это не мой бокал, а во-вторых, я не у себя дома, и проделывать такие штуки в гостях явно признак дурного тона. Поэтому просто поставил его на стол и направился к двери. Отмахнувшись от одного существа, насквозь прошёл другого. Оба исчезли, растворившись в воздухе.

Дверь не поддавалась, и с каждым усилием рассудок все больше предавался безумию.

– Доктор Штерн, она не открывается!

– Такого не может быть! Х-м-м-м, как это? – озадаченный голос в наушнике вселил в меня что-то похожее на панику.

– Вам-то это должно быть известно лучше моего, – во мне росло чувство протеста и возмущения, я на чем свет стоит ругал Дока и себя за решение прийти сюда. Одна половина во мне паниковала и упрекала Дока, другая готова была разрушить этот дом со всеми его хитростями!

– Ума не приложу, что с ней могло случиться, – растерянность в голосе Штерна бесила меня. – И зет-поле… Что-то произошло с зет-полем. Согласно датчикам оно приобрело нестабильность и почему-то продолжает нарастать.