В действительности Shell всегда была более заинтересована в транспортировке и продаже нефти, с чем она, кстати, справлялась лучше, нежели с разведкой и добычей. В конце концов, Маркус Сэмюэль начал бизнес, отгружая и продавая российскую нефть Bnito на Дальнем Востоке. Позже последовали два неудачных проекта – сначала с Moeara Enim, а затем с Гаффи и его месторождением Спиндлтоп, – которые ярко продемонстрировали опасности, подстерегающие продавцов «чужой» нефти.
С тех пор минуло много лет и две мировых войны, когда Годбер в 1948 г. обратил внимание на Gulf Oil – прямого корпоративного потомка разорившейся компании Гаффи. Причиной этому был тот факт, что, хотя доля Shell составляла 11,5 % глобального рынка нефти, и компания производила больше 750 тыс. баррелей в день, она вновь оказалась в привычной ситуации критической нехватки сырья. Shell имела возможность перерабатывать и продавать значительно больше нефти, чем добывала.
Gulf, напротив, была богата сырьем, которое не могла ни переработать, ни продать. В результате эти две компании быстро достигли соглашения, по которому Gulf поставлял сырье Shell, перерабатывавшей и отгружавшей его клиентам. С учетом взаимных издержек и расходов было решено делить прибыль в отношении 50:50.
Этот договор работал настолько хорошо, что партнеры растянули срок его действия почти на четверть века. Без сомнения, свою роль в этом сыграл бум потребительского спроса, отложенный в военный период.
В Соединенных Штатах потребление нефти утроилось, поднявшись с 5,8 млн баррелей в день в 1948 г. до 16,4 млн баррелей в день в 1972 г. Продажи автомобилей с суперскидками, полагавшимися демобилизованным военнослужащим, возросли настолько, что к 1950 г. по дорогам ездило уже 45 млн частных транспортных средств – 60 %-ное увеличение по сравнению с 1945 г. Спрос на синтетические материалы, изготовленные на основе нефти и используемые во многих отраслях промышленности, стал головокружительным.
Даже в разбитой войной Великобритании, где нормирование некоторых предметов потребления сохранялось в течение многих лет, дикая зима 1947 г. – одна из самых длинных и холодных за все время наблюдений, высота сугробов в некоторых сельских районах достигала 20 футов, – вызвала увеличение спроса на нефть для обогрева. Поскольку уголь повсюду в Европе становился все более и более дорогим, уничтожая традиционное для этого сырья ценовое преимущество, нефть рассматривалась как более удобная, менее грязная и более финансово-эффективная альтернатива.
Но самые серьезные изменения, влияющие на нефтяную индустрию и методы ее работы, полным ходом шли в странах, на территории которых находились основные месторождения.
Начиная со смерти в 1935 г. ужасного диктатора Гомеса венесуэльские правительства использовали национальное нефтяное богатство, чтобы улучшить благосостояние всей страны и самых бедных ее жителей. Контракты между Каракасом и Shell и Standard of New Jersey – двумя основными компаниями, ответственными за производство и переработку большей части венесуэльской нефти, – действовали в течение более десяти лет; при этом правительству доставалась основная часть прибыли. Конечно, это не было результатом необъяснимого корпоративного альтруизма: опасения по поводу возможной конфискации витали в воздухе Центральной и Южной Америки, не давая расслабляться сотрудникам, ведущим переговоры. Однако в 1948 г. в силу вступили условия разделения прибыли в равных долях.
В течение четырех лет все страны Ближнего Востока, имеющие запасы нефти (с единственным небольшим исключением в виде Бахрейна), заключили с нефтяными компаниями подобные контракты.
Невиданные ранее новые полномочия, которые предоставляло обладание нефтяными ресурсами, впервые продемонстрированные в Венесуэле и стремительно перенятые странами-производителями нефти в арабском мире, проявились позже в виде запутанной драмы, разыгравшейся в Тегеране и Абадане.
Сразу после войны Иран стал третьим в мире по объему производства нефти, а в Абадане находился самый большой в мире нефтеперерабатывающий завод. Большая часть иранской нефти производилась компанией Anglo-Persian, в которой, как будет описано позже, британское правительство, стремясь обеспечить гарантированные поставки для нужд своего флота, имело контрольный (51 %) пакет акций. Anglo-Persian вела свои операции повсеместно и за несколько лет превратилась в одного из ведущих игроков на рынке нефти.
В соответствии с соглашением от 1933 г. Иран не только получал лицензионные платежи за свою собственную нефть, но имел также и 20 %-ную долю в прибыли Anglo-Persian. Данное условие, по мнению председателя совета директоров компании сэра Уильяма Фразера, было слишком щедрым и свидетельствовало о слабоумии тех бывших управляющих компании, которые пошли на подписание такого договора. А Фрейзер, славившийся тем, что его в равной мере ненавидели и боялись, презирал слабость в любом ее проявлении.