— Звучит здорово. А я жду не дождусь, когда смогу лично сфотографировать и описать коллекцию. Так что, если ты не против, я бы хотел уже сегодня начать с «Очаровательной дамы».
Но ответ Эйвери стал для него настоящим ушатом холодной воды.
— Нет, ее я продавать не собираюсь. Те картины, с которыми я готова расстаться, сейчас находятся в Лос-Анджелесе.
— А ты уверена, что это разумное решение? — осторожно спросил он. — Ты за одну эту картину сможешь получить столько денег, что опекаемым тобой детям их хватит на несколько лет. Я действительно считаю, что тебе стоит пересмотреть свое решение.
Должно быть, несмотря на все его усилия, по нему было заметно, что он разочарован, потому что Эйвери слегка нахмурилась и попятилась. Да, можно было сразу понять, что такую женщину, как Эйвери, нужно уговаривать куда аккуратнее. И хуже всего то, что Маркус быт вполне на это способен, несмотря ни на какие угрызения совести. Цель оправдывает средства. Просто обязана оправдывать.
— Я сказала, что эта картина не продается, значит, она не продается. Или ты хочешь сказать, что остальной коллекции «Ваверли» будет мало?
— Я этого не говорил, просто всем коллекционерам хорошо известно, что удалось собрать твоему отцу. И они станут спрашивать, почему на аукцион попала не вся коллекция.
— Придется им удовлетвориться тем, что они получат. К тому же эту картину даже нельзя назвать работой импрессиониста, ведь она выполнена значительно позже того периода.
— Но она выполнена в стиле импрессионистов, — не сдавался Маркус. — Эйвери, разве тебе не кажется, что эта картина — часть коллекции? Ведь зачем бы иначе, если забыть о семейных связях, твой отец купил ее?
Эйвери никак не могла понять, зачем Маркусу так нужно, чтобы эта картина обязательно попала на аукцион. Она еще раз посмотрела на картину и, скрестив руки на груди, упрямо выпрямилась. Сперва она потеряла маму, потом — отца, а теперь еще и согласилась расстаться с коллекцией. Неужели этого мало? Разве обязательно терять все?
— Чтобы там отец ни думал, но я с ней не расстанусь. Эта картина не продается, это мое последнее слово, и я прошу тебя уважать мое решение.
— Извини, я не хотел тебя расстроить, — прошептал Маркус, подходя к ней сзади и обнимая.
Эйвери прижалась спиной к его теплой груди, начиная успокаиваться, но потом задумалась: ради чего он так настойчиво пытался уговорить ее продать именно эту картину? Чем она так отличается ото всех остальных?
Его теплое дыхание согревало ей шею, и, ничего не в силах с собой поделать, Эйвери почувствовала, как по ее телу пробежала волна возбуждения.
— Я прощен? — выдохнул Маркус, прокладывая дорожку поцелуев по ее шее и плечу.
Прощен? Эйвери легонько вздохнула. Конечно, прощен, ведь, в конце концов, не пытается же он ее использовать. Просто он старается качественно выполнять свою работу, о чем с самого начала ее и предупредил.
— Прощен, — прошептала Эйвери, разворачиваясь в его руках и встречая его губы своими.
Между ними все прекрасно, и пусть все так и остается.
— А ты все еще согласен мне попозировать?
— Ну, раз я должен быть голым, — начал Маркус, стягивая с себя футболку, — тогда раздевайся и ты.
— Сперва мне нужно сделать пару набросков, — улыбнулась Эйвери.
— Но тебе же не обязательно быть при этом одетой?
— Наверное, нет, — признала Эйвери, чувствуя, как у нее пылает все тело только при одной этой мысли.
— Так чего же ты ждешь?
Послушно раздевшись, Эйвери потянулась за альбомом и карандашом, стараясь сосредоточиться на наброске, но, видя, как на нее смотрит обнаженный Маркус, поняла, что это не так-то просто. Вырвав лист, Эйвери решила начать все заново и, покусывая кончик карандаша, еще раз велела себе не отвлекаться.
— Проблемы? — спросил Маркус.
— Ничего такого, с чем бы я в конце концов не справилась, — ответила Эйвери, поднимаясь и откладывая альбом. — Может, если ты ляжешь так…
Эйвери потянулась к Маркусу и, взяв его руку, опустила ее ему на бедро, но он при этом чуть подался вперед и легонько лизнул ее сосок. И Эйвери, и так ощущавшая его близость каждой клеточкой тела, вздрогнула и почувствовала, как внутри ее разгорается жар.
— Как тебе?
— Думаю, поза, во всяком случае, стала лучше, — выдохнула она.
Просто не верится. Всего одно прикосновение, и она уже готова сойти с ума от желания. И от этого есть лишь одно лекарство.
— А может, так будет еще лучше, — добавила она, переворачивая Маркуса на спину, так что его плечи по-прежнему опирались на подушки.
А он лишь молча смотрел, прикрыв веки, как Эйвери плавно опускается на колени, медленно проводит рукой по его бедру вверх, затем вниз, затем еще раз.
— Да, так намного лучше, — прошептала она, видя, как встает его член, любуясь отчетливо проступившими венами. А потом слегка нагнула голову так, что ее коса скользнула по его бедру как раз там, где оно переходит в промежность. И, глядя ему в глаза, она приоткрыла рот и медленно облизнула нижнюю губу.
Эйвери видела, как все его тело напряглось, а глаза заблестели, а потом взяла его плоть в руку и неторопливо провела по ней языком.