Шелковый путь. Записки военного разведчика

И в эту же ночь духи обстреливают заставу. Из Карабагкареза по заставе работают крупнокалиберный пулемет ДШК и несколько автоматов. От нас до кишлака более двух километров. На такой дистанции ДШК представляет не слишком большую угрозу. Автоматы вообще на такой дальности выглядят глупо. От подножия горы по нам делают несколько выстрелов из противотанковых гранатометов, но гранаты до заставы не долетают. Зато пули свистят со всех сторон. Цель обстрела не совсем понятна. Хотят проверить нас на вшивость? Всегда пожалуйста! Открываем ответный огонь из танка по Карабагкарезу. И из миномета посылаем пять мин на основном заряде к подножию горы.

А к утру по данным радиоперехвата выясняется, что в Карабагкарез из Пакистана вернулся средний брат Карима – Абдул-Али. С ним пятнадцать человек. Похоже, они ночью просто резвились. На радостях. Это хорошая новость. Всегда приятно, когда на место одного погибшего врага приходит другой. Это гарантия того, что ты еще можешь кому-нибудь на что-нибудь пригодится. И что в ближайшие сто лет безработица тебе не грозит. А что, вас безработица не пугает? Меня да, пугает! Так не хочется быть бесполезным.

Утром приходится дополнительно ставить сигнальные мины. Новые духи – новая головная боль. Пока не получится переключить их активность на нужное направление, от них можно ожидать любых неприятностей. Приходится спускаться в кишлак, встречаться с Хасаном. Напоминать ему о безопасности дороги и о наших договоренностях. На посту у Хасана два новых человека: Хуанджон (какое красивое афганское имя: Хуан, он же Джон. Просто фантастика!), командир отряда самообороны из кишлака Мианджай, и Мирзо, дехканин из его же кишлака. Раненный автоматной пулей в стопу. Первый посетитель моего лазарета!

Думаю, что они оба духи. Но в Мианджае не признавали власть Карима, а значит, духи из противостоящей банды. Таким мы всегда поможем!

Увы, мои бы слова да Богу в уши! Извлечь пулю из стопы не так-то просто. К тому же из хирургического инструмента у меня только нож да небольшой пинцет. Из лекарств – пузырек йода и несколько таблеток стрептоцида. Из обезболивающего – единственный тюбик промедола. Из антибиотиков – только надежда на благоприятный исход. Благо бинтов было достаточно.

Главное – не трусить! У местных жителей хорошая иммунная система. Рана свежая. В отличие от осколочных, которые заносят в рану частицы одежды, пулевое ранение более стерильно. Это давало небольшой шанс на удачу. К тому же особого выбора у меня не было. Надо было пробовать.

Мы положили раненого на циновку. Работать на плетеной деревянной кровати, одной из семи, стоявших в комнате, было неудобно. Но самая большая проблема возникла там, где я ее не ждал. Проблема с обработкой раны. Афганцы ходят босиком либо в резиновой обуви. Ноги не моют годами. Вы представляете, как выглядят эти ноги. Одну из них мне предстояло оперировать.

Возможно, любой хирург предал бы меня анафеме за то, что я сделал. Точнее за то, чего делать не стал. Я благоразумно не стал разводить грязь и сырость, не стал мыть ногу Мирзо. Моя природная лень всегда подсказывала мне самые гениальные решения. Никогда не делать лишней работы!

Единственное, что я сделал – обработал небольшую полоску кожи вокруг раны йодом. Ввел промедол из шприц-тюбика внутримышечно. Ножом сделал небольшой надрез и немного расширил рану. Пинцетом извлек пулю и засыпал рану стрептоцидом. Наложил повязку и испугался. Боже, что творю?! Если бы только раненый знал, кому он доверил свою ногу! Но он успел потерять сознание. Возможно, начинал действовать промедол. И он не узнал, что за коновал занимался его раной. И что в этот момент коновал думал о своих профессиональных медицинских качествах. Раненому лучше было этого не знать.

Я поручил его заботам маленького Абдула. Попросил, чтобы дехканину давали побольше чаю. И пообещал зайти завтра, сделать перевязку. Чай – это внимание. А внимание необходимо раненому больше всего. Просить же, чтобы его почаще кормили, было глупо. На посту у Хасана продовольствия не хватало и бойцам. Спасибо еще, что его аскеры (герои) делились с раненым последней лепешкой и горстью риса.

Наконец-то появилась возможность навестить Шафи. До вечера оставалось совсем немного времени. Но мне очень хотелось показать Шафи свою работу, свой нож. О том, что необходимо передать ему новую шифровку, я даже не думал. Эта сторона моей работы для меня практически ничего не значила. Одна из смежных специальностей – почтальон Печкин. Каждый раз при встрече я забирал у Шафи небольшой листочек с аккуратными столбиками цифр. Относил их командиру станции радиоперехвата Вите Томчику. Витя давал мне другой листочек. Я относил его Шафи. Все это было похоже на какую-то детскую игру. Словно я относил любовные записки от Джульетты Ромео. И от Ромео Джульетте. Содержания шифровок я не знал. И со временем интерес к ним у меня пропал окончательно.