Шелковый путь. Записки военного разведчика

Будни спецназа

Незаметно наступила весна. В горах появились первые подснежники. В Союзе отмечали Международный женский день. Борис Дмитриевич не обманул, и за неделю до праздника, первого марта, в «Полевой почте» радиостанции «Юность» прозвучали мои стихи. Я был уверен, что передача не состоится. А если и состоится, то большая часть моего интервью и моих стихов будет вырезана. Я ошибся. Целая передача была посвящена только им. Я рассказывал об Олеге Кононенко, который вынес из-под обстрела своего раненого командира. О своих разведчиках. Читал свои стихи.

Да, скоро восьмое марта. Жалко, что не смогу поздравить Светланку. Единственное, что в моих силах: это всегда любить ее. Ведь не любить ее просто невозможно. На небольшом клочке бумаги сами собой появляются строчки:

Не уходи!
Пусть снова боль разлуки
Пронзительно напомнит о тебе.
Не уходи!
Ну что для нас столетья!
Когда б я знал,
В каком тебя найти?
Мне ни к чему
Пророчества пустые,
Что мы, как звезды,
Разошлись в пути.
Я ждал тебя всю жизнь.
Прости, что ждал так мало,
Но я тебя прошу:
Не уходи!

Даже не верилось, что в Союзе кто-то дарил любимым девушкам цветы. Гулял с ними по скверам. И мечтал о чем-то светлом и возвышенном. У нас шли рабочие будни. Я принял под командование группу. И мы целыми днями мотались по засадам и рейдам. Изредка катались на вертолетах. На перехват караванов с оружием.

Когда-то давным-давно, еще в мирной жизни, я видел, как высаживают десант из вертолетов. Вертолет приземляется на площадку, и из него лихо и бесстрашно выскакивают взрослые дядьки с автоматами и злобными лицами.

Нет, парашютистов я видел часто. Пока их красивые купола расцвечивали небо, я отчетливо представлял, с каким удовольствием расстреливали бы их восхищенные зрители. Из крупнокалиберных пулеметов. Благо время позволяло. Парашютисты висели в небе утомительно долго.

К сожалению, в Афганистане для высадки десантов парашюты не использовали. Вот бы радости было у духов! Но пару раз я видел, что оставалось от летчиков, катапультировавшихся из подбитых самолетов. И от их парашютов.

Один раз на учениях нам показали, как какие-то маньяки-десантники выпрыгивали из зависшего в метре от земли вертолета. И пару раз – как они спускались из него по веревкам. Это было круто! Тогда я не верил, что обычные люди на это способны. Только настоящие герои! Либо десантники. У них с головой всегда немного не в порядке. Хотя они тоже герои.

Теперь и у меня появился шанс почувствовать себя одним из них. Оказывается, быть героем совсем не сложно. Ловить восхищенные взгляды, слышать восторженный шепот за спиной: «Это тот самый!..» Быть героем даже немножечко приятно. Вот только сам процесс совершения подвига мне нравится гораздо меньше. Вы когда-нибудь делали зарядку по утрам? Обливались холодной водой? Вы меня поймете. Это действительно противно! Ну, посмотреть зарядку по телевизору еще куда ни шло! Особенно если ее проводят красивые длинноногие блондинки в полупрозрачных купальниках. Не очень рано, разумеется. Облиться холодным шампанским, в принципе, тоже можно. Случайно. Но холодной водой! Это мазохизм.

Грань между подвигом и мазохизмом вообще очень размыта. Ты можешь с маниакальной настойчивостью трижды бросать ручные гранаты в амбразуру вражеского дзота. И не попасть ни разу! Немного утомившись, улечься на амбразуру. Потомки назовут это подвигом. Ты станешь героем. Правда, посмертно.

А можешь попасть в амбразуру первой гранатой. Затем с маниакальной настойчивостью, день за днем, штурмовать какие-то высотки и населенные пункты. Пару лет, словно крот, рыть любимые окопы. (Их очень любит командование, но копать почему-то приходится тебе.) Спать в снегу. Есть через раз. (Трехразовое питание на фронте – это когда тебя кормят три раза. В неделю. В понедельник, среду и в пятницу. Через раз означает, что старшина где-то потерялся. И сегодня ты можешь съесть то, что съел еще позавчера.) Периодически отдыхать в госпиталях и медсанбатах. И вернуться домой с одной-единственной юбилейной медалью. Израненным. Больным. Никому не нужным. Никем. Это называется мазохизмом.

Увы, почувствовать себя героем у меня не получилось. То, чем мы занимались, больше было похоже на мазохизм. Вертолет сбрасывал скорость километров до шестидесяти. Один из пилотов открывал дверь и, пытаясь перекричать рев двигателей, ревел в нашу сторону: «Первый, пошел!» Куда он пытался нас послать, до сих пор остается для меня загадкой. Первый, а им, как правило, был наш старшина, старший прапорщик Скалянский, начинал торговаться.