Шелковый путь. Дорога тканей, рабов, идей и религий

Это, конечно же, был удар по репутации Запада в целом и США в частности. «Мы должны избегать создания имиджа американцев, убивающих мусульман», – советовал Дональд Рамсфелд президенту Бушу через две недели после событий 11 сентября[2106]. Такая очевидная чуткость была вскоре заменена изображениями заключенных под стражей без суда в «чистилище» Гуантанамо – месте, специально выбранном на том основании, что заключенные могут быть лишены защиты, согласно Конституции США. Исследования подготовки к войне в Ираке в Соединенных Штатах и Великобритании показали, что доказательства были искажены и использовались для манипулирования и получения поддержки решений, которые уже были приняты за закрытыми дверями. Усилия по контролю СМИ в постсаддамском Ираке, а именно переход от свободы слова к использованию журналистами «информации, одобренной правительством США», чтобы подчеркнуть надежды на процветание и демократическое будущее, вызывали воспоминания о советских комиссарах, санкционировавших истории, которые основывались скорее на мечтах, чем на реальных событиях[2107].

Вдобавок ко всему наблюдались внесудебные выдачи, пытки в институциональном масштабе и удары беспилотников в отношении фигур, которые считались (но это не было доказано) угрозами. Это многое говорит об изощренности и плюрализме Запада, где подобные вопросы можно обсуждать в общественных местах и где, с одной стороны, многие ужасаются лицемерию сообщений о превосходстве демократии, а с другой – практикуют имперские обычаи. Некоторые были так потрясены, что решили устроить утечку секретной информации, которая показала, как осуществлялась политика: прагматично, второпях и часто без учета международного права и принципов справедливости. Ничего из этого не показывало Запад в хорошем свете – что-то остро ощущалось самими разведслужбами, которые боролись за то, чтобы сохранить секретные отчеты о характере и масштабах применения пыток, даже при условии прямых запросов Сената США.

В то время как внимание было сосредоточено на формировании облика и влиянии на Ирак и Афганистан, было важно не упустить из виду попытки добиться перемен в Иране. Для этого использовались санкции, навязанные Вашингтоном, которые, как оказалось, имели обратный эффект. Так же как и в Ираке в 1990-х годах, было ясно, что самый большой эффект они оказали на самые бедные, слабые и бесправные слои населения – их положение стало намного хуже. Запрет на экспорт иранской нефти сказался на уровне жизни не только иранцев, но и людей, которые проживали на другом конце мира. На мировом энергетическом рынке цена за единицу газа, электроэнергии и топлива влияет на фермеров в штате Миннесота, водителей такси в Мадриде, девушек, обучающихся в странах Африки южнее Сахары и производителей кофе во Вьетнаме. Мы все напрямую зависим от политических решений, реализуемых за тысячи миль от нас. Легко забыть, что в развивающихся странах цент может спасти жизнь. Наложение эмбарго может означать молчаливое удушье для тех, чьи голоса не могут быть услышаны, – матерей в трущобах Мумбаи, плетельщиков корзин в пригороде Момбасы или женщин, пытающихся противостоять незаконной деятельности предприятий горнодобывающей промышленности в Южной Америке. Таким образом, Иран был вынужден дезавуировать ядерную программу, созданную на основе технологий США, проданной деспотичному, нетерпимому и коррумпированному режиму в 1970-е годы.

Помимо дипломатического и экономического давления, оказанного на Тегеран, США дали понять, что рассмотрят вопрос о применении силы против Ирана, чтобы положить конец программе обогащения.

На заключительных этапах деятельности последней администрации Буша Дик Чейни утверждал, что он добивался ударов по иранским ядерным объектам, несмотря на то что реакторы, такие как Бушир, теперь были в значительной степени защищены сложными российскими зенитно-ракетными комплексами. «Я был, вероятно, большим сторонником военных действий, чем многие из моих коллег», – сказал он в 2009 году[2108]. Другие предупреждали его, что упреждающие удары сделали бы ситуацию в регионе хуже, а не лучше. Он неоднократно возвращался к этой идее. Если не угроза военных действий, переговоры потерпят неудачу, сказал он в 2013 году. «Я не вижу, как мы собираемся достичь нашей цели без этого», – отмечал он в интервью ABC News[2109].