Советы были обеспокоены примерно по тому же поводу. События в Иране не принесли никакой выгоды, по оценкам Москвы, они даже нанесли ущерб интересам СССР, так как захват власти Хомейни скорее уменьшил существующие возможности, а не открыл новые. Экстренные планы действий были составлены советскими военными таким образом, чтобы произвести развертывание в случае, если понадобится укрепление того, что генеральный секретарь Леонид Брежнев назвал «правительство дружественной нации Афганистана».
США контролировали передвижение войск к северу одновременно от иранских и афганских границ, фиксируя переброску спецназа в Кабул, а также батальона десантников, которые, как пришли к выводу в ЦРУ, были направлены для обеспечения безопасности авиабазы в Баграме, основной точке советских поставок[1916].
На этом решающем этапе, однако, в игру внезапно вступило будущее Афганистана. В сентябре 1979 года во время борьбы за власть Нур Мухаммед Тараки был свергнут Хафизуллой Амином, человеком, который был столь же амбициозен, как и скрытен. Он был явно списан как жизнеспособный лидер, который появлялся в передовице «Правды», официального рупора, отражавшего текущий курс Политбюро СССР[1917]. Теперь он был осужден в Москве как враг революции, человек, который пытался манипулировать племенными распрями в собственных целях, и к тому же как «шпион американского империализма»[1918]. Советы были также обеспокоены слухами о том, что Амин был завербован ЦРУ, эти сплетни энергично распространялись его врагами в Афганистане[1919]. Отчеты о заседаниях Политбюро показывают, что руководство в Москве было сильно обеспокоено переориентацией Амина в сторону США, а также стремлением Штатов поддерживать дружественное правительство в Кабуле[1920].
Советы становились все более обеспокоены ситуацией. Частые встречи Амина с исполняющим обязанности главы миссии США в Афганистане до путча, казалось, указывали на то, что Вашингтон пересматривал позиции после катастрофического провала своей политики в Иране. Когда Амин стал относиться к Советам более агрессивно, в то же время начав переговоры с США, настало время для решительных действий[1921].
Если СССР не проявит стойкость и не поддержит своих союзников сейчас, такова была логика, он потеряет позиции не только в Афганистане, но и в регионе в целом. Генерал Валентин Варенников вспоминал позже, что старшие офицеры «были обеспокоены тем, что, если Соединенные Штаты будут вытеснены из Ирана, они перенесут свои базы в Пакистан и захватят Афганистан»[1922]. Разработки в других местах также волновали советское руководство, создавалось впечатление, что СССР находится в невыгодном положении. В Политбюро обсудили улучшение отношений Вашингтона и Бейджина в конце 1970-х годов, отметив, что здесь Москва отстает[1923].
Как доложили партийные чиновники Брежневу в декабре 1979 года, США пытались создать «новую Великую Османскую империю», охватывающую Центральную Азию. Эти опасения усугублялись из-за отсутствия комплексной системы противовоздушной обороны по всей южной границе СССР. Это означало, что Америка сможет направить кинжал прямо в сердце Советского Союза[1924]. Как впоследствии Брежнев заявил в интервью газете «Правда», нестабильность в Афганистане представляет собой «очень серьезную угрозу для безопасности Советского государства»[1925]. То, что необходимо что-то делать, ощущалось все сильнее.
Через два дня после встречи Брежнева с ведущими чиновниками был отдан приказ разработать план вторжения на основе первоначального развертывания войск, включавших 75 000–80 000 человек. Начальник Генерального штаба, генерал Николай Огарков, трезвомыслящий офицер старой школы, отреагировал гневно. Инженер по образованию, Огарков утверждал, что этих сил будет недостаточно, чтобы успешно полностью защищать коммуникационные пути и удерживать ключевые точки по всей стране[1926]. Его обошел министр обороны Дмитрий Устинов, непревзойденный политический выживальщик, склонный делать показные заявления о блеске советских вооруженных сил, боевые способности которых, по его словам, позволяли «выполнить любые задачи, поставленные партией и народом»[1927].
На самом ли деле он так считал, было не столь важно. Значение в настоящее время имело лишь то, что он и его поколение ветеранов Второй мировой войны, хватка которых в стремительно меняющемся мире начала исчезать, были уверены, что американцы планируют вытеснить СССР. Устинов, как сообщается, спросил в конце 1979 года: «Если [они могут] сделать все эти приготовления прямо под нашим носом, почему мы должны сидеть тихо, вести осторожную игру и потерять Афганистан?»[1928] На заседании Политбюро ЦК КПСС 12 декабря Устинов, поддерживаемый кликой убеленных сединами стариков, таких как Л. И. Брежнев, А. А. Громыко, Ю. В. Андропов и К. Черненко, дал добро на полномасштабное развертывание войск в Афганистане[1929]. Это было непростое решение, как цитировали Брежнева в газете «Правда» через несколько недель[1930].