В то время как Персия начала подниматься, Рим покачнулся. Сасаниды были не единственной проблемой. К 300 году нашей эры под давлением оказались все территории на восточном побережье от Северного до Черного моря и от Кавказа до южной границы Йемена. Империя нацелилась на расширение границ и была защищена хорошо обученной армией. Когда территориальный рост империи замедлился в результате достижения естественных границ – Рейна и Дуная, а также хребта Тавра и Антитавра на востоке Малой Азии, – Рим стал классической жертвой собственного успеха: теперь сама Римская империя была целью тех, кто проживал за ее пределами.
Были предприняты отчаянные шаги для устранения тревожного дисбаланса, обусловленного сокращением налоговых доходов и увеличением расходов на защиту рубежей империи. Все это вело к неминуемому протесту. Один из комментаторов заметил, что император Диоклетиан, который пытался справиться с ситуацией в агрессивной манере, скорее создавал новые проблемы, чем решал старые, и «из-за жадности и страхов переворачивал весь мир с ног на голову»[127]. В рамках подготовки к реконструкции налоговой системы была проведена основательная проверка всех активов. Чиновники были отправлены во все уголки империи. В целях увеличения доходов эксперты посчитали каждую виноградную лозу и каждое фруктовое дерево[128]. Был издан общеимперский эдикт, устанавливающий цены на товары потребления, а также на предметы роскоши, такие как кунжутное семя, тмин, хрен и корица. Фрагмент этого распоряжения, который был недавно обнаружен в Бодруме, показывает, чего хотели добиться власти. В нем было перечислено не менее двадцати шести пар позолоченных женских сандалий – «пурпурные, низкие, в вавилонском стиле», и налоговые инспекторы установили цену на каждую пару[129].
В такой напряженный момент, когда предпринимались попытки восстановить былое величие, император Диоклетиан предпочел удалиться в Хорватию, чтобы заняться более приятными делами, чем государственные заботы.
«Я хотел бы, чтобы ты приехал в Салону, – писал он одному из бывших коллег, – и увидел капусту, которую я вырастил сам». «Это настолько впечатляет, – продолжал он, – что никого и никогда больше не прельстила бы перспектива обретения власти»[130]. В то время как Август изображался как солдат, о чем свидетельствует великолепная статуя, найденная в Прима-Порта, пригороде Рима, Диоклетиан предпочел преподнести себя как фермера. Именно это подвело логический итог под 300-летним курсом Римской империи и его изменением, от планирования экспансии в Индию до культивации призовых овощей.
Римляне выглядели достаточно нервными, и над ними собиралось внушительное грозовое облако. Император Константин начал действовать. Сын одного из наиболее уважаемых людей империи был честолюбив и деятелен. К тому же он обладал талантом находиться в нужное время в нужном месте. Константин понимал, что необходимо Риму, настолько ясно, что это было просто поразительно. Империя нуждалась в сильном лидере, и это было очевидно для всех. План Константина был более радикален, чем простая узурпация власти. Он хотел построить новый город, новую жемчужину на оси, соединяющей Средиземноморье с Востоком. И для этого города он выбрал точку, где соединялись Европа и Азия.
Уже достаточно давно ходили слухи о том, что римские правители собираются перенести свой трон в другое место. Согласно одному из римских авторов, Юлий Цезарь считал правильным поместить столицу в Александрии или же на месте древней Трои в Малой Азии, чтобы земли, которыми интересовался Рим, были на виду[131]. В начале IV века это наконец произошло. На стыке Европы и Азии был возведен прекрасный город, а Римская империя во всеуслышание заявила о сфере своих интересов.
Прекрасный новый город был построен на месте старого византийского города на берегах Босфора. Со временем он не только стал соперничать с Римом, но и превзошел его во многом. Здесь были построены огромные дворцы и ипподром для гонок на колесницах. В центре города была возведена колонна невероятных размеров, вырезанная из куска порфира, с вершины которой на окрестности взирал император. Новый город назвали Новым Римом, однако очень скоро он стал известен по имени его основателя Константина как Константинополь. В новый город были перенесены общественные организации, которые ранее располагались в Риме, включая Сенат, члены которого насмехались над нуворишами – детьми медников, колбасников и им подобных[132].