Шелк и пар (ЛП)

Не осталось ничего от тех уз, которые, как предполагал Лео, связывали его с герцогиней. Она наконец-то то позволила ему заглянуть за тщательно охраняемый фасад. Лео казалось, что он раскрылся перед ней и Арамина начала оттаивать в ответ. Бэрронс думал о ней, она всегда была в его мыслях. Черт, он даже надеялся, что они смогут быть вместе, что ему удастся испытать те же чувства, что и у его сестер с мужьями. Лео хватало ума не мечтать о любви, поскольку он не знал, что это такое. Понятия не имел вообще, но надеялся… на что-то.

Он явно переоценил сложившееся положение.

Единственным желанием герцогини было вернуться к своей роскошной жизни. Да и почему нет? Чего ей ждать от бастарда? Человека, у которого ничего нет, кроме него самого, а Лео понимал, что этого ничтожно мало.

Если б только заставить ее желать его — так у него вышло бы доказать себе, что он еще чего-то стоит.

— Ну, — сказала Онория, поглаживая брата по спине, — правда вышла наружу. Сидеть здесь и грустить ничем не поможет. Нам нужно думать, что делать дальше.

Лео невольно улыбнулся, пусть и мимолетно. Онория никогда не изменится. Практична едва ли не до неприличия, но ему понравилось это «нам». Они давно помирились после ссоры из-за болезни Чарли, но Бэрронс все равно чувствовал, что сестра не до конца его простила.

— Какая ирония… Вот он я, стою у тебя на пороге и молю о помощи.

Четыре года назад она была ему чужой, дочерью, которую Тодд любил больше, чем нагулянного на стороне сына. Малышкой, которая росла в доме Кейна, пока изобретатель еще пользовался расположением герцога. Как же Лео тогда ее ненавидел.

Когда Викерс, герцог Ланнистер, убил Тодда, Онория, прихватив Чарли и Лену, бежала в Уайтчепел в чем была и с почти пустыми карманами. Потеряв работу, она явилась к Лео с просьбой о помощи, но он ее прогнал. Пусть Бэрронс и пытался запутать ее следы и направить Викерса и его ищеек в противоположном направлении, он все равно сделал для сестры чертовски мало. И никогда себя за это не простит.

— Онор, я…

— Один мудрый человек однажды мне напомнил, что я никогда не стала бы его женой, если бы ты тогда дал мне денег.

Лео медленно выдохнул и проворчал:

— Теперь я уверился, что беременность разжижает тебе мозги. Назвать Блейда мудрым, подумать только!

— У него случаются моменты просветления. — Онория привстала на цыпочки и поцеловала брата в щеку. — Я так и не поблагодарила тебя.

— За то, что я тебе не помог, хотя должен был? — Сожаление об этом преследовало его годами.

— За то, что толкнул меня прямиком в объятия Блейда, когда гордость не позволяла мне броситься туда по собственной воле.

— Я годами ужасно с тобой обращался.

— Подкидывал в кровать механических пауков, когда я в детстве жила в доме Кейна? — Онория приподняла бровь. — Могу лишь сказать, что на твоем месте я бы не спала слишком крепко.

Однако вырвавшийся за этими словами смешок дал Лео понять, что сестра говорит не всерьез. Бэрронс вздохнул и задумчиво понурил голову.

— Знаешь, в чем беда, Лео?

Он поднял на Онорию глаза.

— И в чем же?

— Я-то тебя простила, — торжественно заявила она. — Много лет назад.

— Но?..

— Но сам ты себя не простил. Я это чувствую всякий раз, когда мы разговариваем. Между нами как будто дверь, в которую я не могу войти. Я вижу, как вы сблизились с Леной, и хочу… хочу, чтобы мы все стали ближе друг другу. Чарли считает тебя потрясающим. Ты для него герой, который все делает правильно.

Боже.

— Но ведь именно я его заразил. — Сам Лео еще подростком подхватил вирус жажды от непроверенной вакцины, которую вколол ему Тодд. Тогда ему так хотелось завоевать одобрение отца, что он даже разыскал изобретателя и наговорил ему кучу банальностей про гуманизм. Тодд презирал голубокровных и, как только у Лео начали проявляться признаки заражения, отвернулся от сына, невзирая на то, что сам же и был виновен.

Бэрронс никогда не отличался мстительностью, но когда годы спустя узнал, что Артемий существенно улучшил вакцину и намеревается вколоть ее себе… Лео сжал кулак.

— Я подменил флакон на ту вакцину, которую Тодд испробовал на мне. И в голову не пришло, что он готовит ее для кого-то другого. Мне казалось, я поступаю справедливо.

— Теперь я это знаю. — Она ласково взяла его за руку. — Отец тоже натворил дел. Он ужасно с тобой обращался. — Нелегко, должно быть, далось ей это признание, учитывая безграничную любовь Онории к родителю.

Сказать было больше нечего. Лео посмотрел на их сомкнутые руки и хрипло прошептал:

— Спасибо.

Онория устало ему улыбнулась.

— Пора бы тебе спать. Утро вечера мудренее.

Нет, завтра все будет намного хуже, но Лео предпочел оставить эти мысли при себе. Поцеловав руку сестры, он пожелал ей спокойной ночи и повернулся к двери.

— Стоит ли спрашивать, в чью постель ты ляжешь? — с притворной легкостью поинтересовалась Онория.

Лео замер у двери. Между ним и Миной все кончено.

— В свою.

***