ШЕЛЕСТ ГРАНАТЫ

Григорий Игнатьевич Прищепенко (рис. 1.2), мой дед, родился в 1886 г. под Ростовом на Дону, в семье крестьянина. В юности он приобрел навыки живописи и достиг профессионального уровня: расписывал церкви. Ремесло церковного художника обеспечивает достаток и располагает к нежеланию каких-либо перемен в жизни, но дед обладал, к тому же, еще и довольно острым умом. Григорий Игнатьевич сменил профессию, став электромонтером па железнодорожной станции Прохладная (через которую почти век спустя много раз пришлось проезжать его внуку, направлявшемуся на полигон). По рассказам, дед позволял себе критически комментировать действия властей, хотя язык его все же был недостаточно остр, чтобы его обладателя взяла на заметку полиция. Так или иначе, смена профессии была своевременна: через несколько месяцев «Божiею милостiю Николай Вторый, Императоръ и Самодержецъ Всероссийскiй, Царь польскiй, Великий князь финляндскiй и прочая и прочая и прочая» разразился высочайшим манифестом, в начале которого звучали нотки обиды человека, оскорбленного в святых для славянина чувствах: «С полным единодушием и особою силою пробудились братские чувства русского народа к славянам, когда Австро-Венгрия предъявила Сербии заведомо неприемлемые для Державного государства требования. Презрев уступчивый и миролюбивый ответ Сербского правительства, отвергнув доброжелательное посредничество России, Австрия поспешно перешла в вооруженное нападение, открыв бомбардировку беззащитного Белграда». Далее из «Манифеста» хлестала обида продувшегося в очко игрочишки – дернул карту себе, да с перебором: «Вынужденные, в силу создавшихся условий принять необходимые меры предосторожности, мы повелели привести армию и флот в военное положение», однако, вопреки «заверению Нашему, что принятые меры отнюдь не имеют враждебных ей целей, ‹Австро-Венгрия› стала домогаться немедленной их отмены и, встретив отказ в этом требовании, внезапно объявила России войну».

2* Стикс (греч.) – нимфа реки, окружающей царство мертвых

Рис. 1.2. Григорий Игнатьевич Прищепенко, мой дед. Автопортрет, акварель

И, действительно: надо же было Австро-Встрии уродиться такой непроходимой идиоткой, чтобы в притоке безумия «домогаться» отмены такой до предела лишенной враждебности меры, как объявление мобилизации 3* !

Основным в данной ситуации был вопрос, что еще поставить на кон, но как раз на этот счет у игрочишки сомнений не было: «В грозный час испытания да будут забыты внутренние распри. Да укрепится еще теснее единение Царя с Его народом, и да отразит Россия, поднявшаяся, как один человек, дерзкий натиск врага».

Поначалу-то проблем не предвиделось. Под бренчание поэтических лир, предрекавших, что:

И вновь, как прежде, мы ответим

За Русь мильонами голов,

И вновь, как прежде, грудью встретим

И грудью вытесним врагов!

на призывные пункты ломанулись толпы заволновавшихся о «судьбе славянства». Правда, пииты (в данном случае – господин Н. Агнив- цев) вовсе не предполагали, что среди «мильонов» окажутся их собственные головы. Надежда была на то, что:

Пока оружия не сложит

Раздутый спесыо швабский гном,

Пусть каждый бьется тем, чем может:

Солдат – штыком, поэт – пером 4* .

Последнее из пожеланий опередило время: его, «озвучивали» (до чего омерзительно это жаргонное словцо!), скатываясь до плагиата, луженые глотки «агитаторов, горланов, главарей», требуя, «чтоб к штыку приравняли перо». Впоследствии острые перья-штыки воинов этой славной когорты, ряды которой никогда не убывали, разили на бумаге врагов, не забывая гордиться своим «оружием особого рода», тем, что их «слово на той войне» ценилось «со снарядами наравне, от орудий любых калибров», а равно и тем, что «поэт в России – больше, чем поэт».

Очевидно, применив, пусть и бессознательно, метод неполной индукции 5* и сформулировав: «железнодорожник в России – значительно больше, чем железнодорожник», дед не спешил предъявлять свою голову в качестве «ответа» и воспользовался тем, что людей этой цепной профессии не призывали в армию. К тому же, ужены, Пела- геи Александровны (в девичестве – Подколзипой, рис. 1.3), 6 августа 1915 года родился сын Борис.

Чудовище Мировой войны оказалось прожорливее, чем ожидалось, но тем ярче должна была воссиять в веках слава победоносного полководца. Игрочишка суетливо поспешил утвердиться на посту Верховного главнокомандующего. Был он любящим мужем и отцом, но из проявленных им «в Грозный час испытания» качеств выделялись никогда не изменявшее ему упрямство да умение подбирать для подвергающегося военной нагрузке сложного государственного механизма исключительно ржавые, с сорванной резьбой «винтики» -людей, личная преданность которых трону могла соперничать разве только с их некомпетентностью в порученном деле. Так что позже, летом 1918 года за все пришлось-таки расплатиться лично, да не только своей жизнью, но и жизнями детишек, виноватых лишь в том, что были они одной с неудавшимся полководцем крови.