Розалинда. Совсем нет. Время идет различным шагом с различными лицами. Я вам могу сказать, с кем оно подвигается тихим шагом, с кем бежит рысью, с кем галопирует и с кем стоит на месте.
Орландо. Ну, скажите пожалуйста, с кем оно бежит рысью?
Розалинда. Бежит оно неспокойной рысью с молодой девушкой в промежуток между подписанием брачного контракта и днем свадьбы. Будь этот промежуток хоть семидневный, рысь времени так неспокойна, что для едущего он кажется семилетним.
Орландо. А с кем время идет шагом?
Розалинда. Со священником, который не знает по-латыни, и с богачом, у которого нет подагры: первый спит безмятежно, потому что не может заниматься, а второй живет весело, потому что не испытывает никаких страданий...
Орландо. С кем же оно галопирует?
Розалинда. С вором, которого ведут на виселицу, потому что как бы тихо ни подвигался он, ему все кажется, что он придет слишком скоро.
Орландо. С кем оно стоит на месте?
Розалияда. С правоведами во время каникул, потому что от закрытия судов до открытия они спят и, следовательно, не замечают движения времени.
Невозможно быть живее и невозможно быть изобретательнее ее. В каждом своем ответе она сызнова выдумывает порох и умеет заряжать этим порохом свое оружие. Она рассказывает, что у нее был старик-дядя, проповедовавший о любви и о женщинах, и, пользуясь своим костюмом пажа, говорит:
Благодарю Бога, что я не женщина; иначе во мне были бы все те безумные свойства, в которых дядя обвинял весь женский пол.
Орландо. Не можешь ли припомнить какой-нибудь из тех главных пороков, которые он взваливал на женщин?
Розалинда. Главного не было ни одного; они все были похожи друг на друга, как гроши; каждый порок казался чудовищным до тех пор, пока его товарищ не становился с ним наравне.
Орландо. Пожалуйста, укажи какие-нибудь из них.
Розалинда. Нет, я буду давать мое лекарство только тем, которые больны. Здесь в лесу есть человек, который портит наши молодые деревья, вырезая на их коре слово "Розалинда", развешивает оды на кустах сирени и элегии на терновых кустах, и все эти произведения обоготворяют имя Розалинды. Если бы я встретил этого разносчика чувств, я дал бы ему несколько хороших советов, потому что, как кажется, он болен ежедневной лихорадкой любви.
Орландо признается, что это он, и между ними устанавливаются ежедневные встречи. Она заставляет его посвататься в шутку за нее, как если бы она была Розалинда, и отвечает (IV, 1):
Ну, так от ее имени я говорю вам, что вы не нужны мне.
Орландо. В таком случае мне остается умереть уже от собственного имени.
Розалинда. Нет, умрите лучше по доверенности. Наш бедный свет существует уже почти шесть тысяч лет, и во все это время ни один человек не умер сам за себя в деле любви... Леандр прожил бы много прекрасных лет, пойди Геро хоть в монастырь - если бы не уморила его одна жаркая летняя ночь: добрый юноша вошел в Геллеспонт только для того, чтобы выкупаться, но схватил судорогу и утонул, а глупые летописцы его времени приписали эту смерть Геро Сестосской. Все это ложь, потому что люди от времени до времени умирали, и черви ели их, но все это делалось не от любви.
К самой Розалинде можно применить ее слова о женщине вообще: "Она никогда не останется без ответа, разве совсем будет без языка". И всегда в ее ответах играет светлая и веселая фантазия. Эта девушка положительно блещет молодостью, воображением, радостью, оттого что она любит так страстно и, в свою очередь, так страстно любима. И удивительно, до какой степени женственно ее остроумие. В книгах, писанных мужчинами, богато одаренные женщины слишком часто имеют мужской тип ума. Остроумие же Розалинды смягчено чувством.
Не она одна остроумна в перенесенной в Арденнский лес Аркадии. Все остроумны в этой пьесе, даже так называемые дураки. Потому что это праздник остроумия. Работая над этой комедией, Шекспир как будто следовал исключительно такому принципу: как скоро кто-нибудь произносит забавные слова, тотчас же другой спешит превзойти его и говорит что-нибудь еще более забавное. В результате пьеса светится как бы пронизанным солнцем юмором. Затем в воркующие и счастливые любовные дуэты многочисленных молодых парочек, в прихотливые и остроумные словесные состязания многих юношей и молодых девушек поэт вплетает меланхолически-грустное соло своего Жака. "Моя меланхолия, - говорит он, - не меланхолия студента, у которого это настроение ничто иное, как соревнование, и не музыканта, у которого оно фантастичность, и не придворного, у которого оно - тщеславие, и не солдата, у которого оно - честолюбие, и не правоведа, у которого оно - политическая хитрость, и не женщины, у которой оно - притворство, и не любовника, у которого оно - все эти чувства, взятые вместе. Моя меланхолия - совершенно особая, собственно мне принадлежащая, составленная из многих веществ и извлеченная из многих предметов".
То была меланхолия, свойственная мыслителю и великому художнику и еще способная в то время с легкостью переходить в самую пленительную и увлекательную веселость.
ГЛАВА ХХIХ