Одинаковое увлечение пьесой Бена Джонсона «Volpone» сблизило, по-видимому Бомонта и Флетчера. Как только оба познакомились, они заключили такую братскую дружбу и вступили в такое интимное сотрудничество, которое редко в летописях истории. Обри, который сохранил нам несколько анекдотов о Шекспире, описал их сожительство в следующей сильной фразе: «Они обитали вместе, недалеко от театра, оба они были холостые, имели одну и ту же… которую в высшей степени уважали, то же платье, один плащ и т. д.» Едва ли можно сомневаться в том, что собственно подразумевал Обри под многоточием, которое включил так стыдливо в текст, тем не менее Чалмерс пытался в свое время заменить его бессмысленным словом «bench», т. е. скамейка. Оба товарища стали в скором времени писать сообща. По-видимому, оба набрасывали вместе план пьесы, а затем каждый отделывал те сцены, которые были по силам его таланту. На это обстоятельство указывает один анекдот, сохраненный Винстенлеем, анекдот, быть может вымышленный, быть может исторический. Однажды оба поэта сидели в таверне, занятые распределением между собой отдельных частей пьесы. Вдруг из их комнаты послышался крик: «Я беру на себя убить короля!» Человек, стоявший за дверью, вообразил, что в комнате сидят политические заговорщики, и сделал донос. За достоверность этого анекдота говорит тот факт, как метко заметил Джордж Дарлей, что в пьесе Флетчера «Женоненавистник» подобное недоразумение также ведет к доносу, и что вообще эта пьеса проникнута горькой ненавистью к доносчикам. Прочтите третью сцену первого действия, где дается не очень лестная характеристика их поведения и образа мыслей.
Мы не знаем, как распределили оба поэта работу над драмой «Два благородных родственника», но они, во всяком случае, просмотрели свой труд вместе и старались, по мере возможности, стушевать различие в стиле. Вот почему нам теперь так трудно воздать каждому должную честь, хотя мы имеем и такие произведения, которые написаны ими порознь.
Впрочем, существуют разные признаки, особенно метрического свойства, позволяющие нам разграничить их разнородные таланты. Насколько мы теперь в состоянии судить, Бомонт был в большей степени трагическим поэтом. Его поэтический стиль глубже и полнее флетчеровского. Он не обладал таким остроумием и такой технической ловкостью, но его вдохновение отличалось большей серьезностью, его чувство — большей глубиной, а его изобретательность— большей смелостью. В глазах потомства его хорошенькое личико окружено ореолом страдания. Подобно двум другим выдающимся поэтам Англии, Марло и Шелли, он умер, не достигнув тридцатилетнего возраста.
Бомонт привязался с трогательной искренностью к Бену Джонсону, был завсегдатаем в клубе «Сирена» и воспел происходившие там литературные вечеринки в поэтическом послании, из которого выше мы привели несколько стихов. Насколько страстно Бомонт увлекался Беном Джонсоном, видно особенно из того стихотворения, которое он посвятил автору пьесы «Volpone». Здесь он ставит искусство Бена Джонсона и прелесть его комического стиля выше всего, что было создано для английской сцены остальными поэтами, в том числе, стало быть, также и Шекспиром. В ответ на это послание Бен Джонсон написал свои стихи «К мистеру Френсису Бомонту», где благодарил за посвящение теплым объяснением в любви и заверением, что он «не стоит, в сущности, и самых снисходительных слов», выходящих из-под его пера, что он завидует более блестящему таланту своего друга.
Если верить Драйдену, то Бен Джонсон давал свои произведения на просмотр Бомонту, покуда тот был жив, и всегда советовался с ним о них. Если имена Бомонта и Бена Джонсона соединены таким образом вместе, то имя Флетчера составляет с именем Шекспира другое созвездие.
Джон Флетчер родился в декабре 1579 года в местечке Рей в Суссексе. Он был, следовательно, 15 годами моложе великого поэта, бывшего, по преданию, несколько раз его сотрудником. Его отец был сначала священником в Петерборо, потом епископом в Бристоле, в Ворстере и, наконец, в Лондоне. Это был красивый, красноречивый человек, любивший пожить и попользоваться всеми благами царедворцев с ног до головы. Все его мысли постоянно были сосредоточены на том, чтобы расположить к себе государя и сохранить его доверие.