Шекспир. Жизнь и произведения

…Фантазия моя
Рисует мне одно лицо — Бертрама.
Погибла я: с Бертрамом улетит
Вся жизнь моя. Ах, точно то же было б
Когда бы я влюбилася в звезду,
Блестящую на небе, и мечтала
О браке с ней. Да, так же высоко
Он надо мной стоит Сияньем ярким
Его лучей могу издалека
Я греть себя, но в сферу их проникнуть
Мне не дано. И так моя любовь
Терзается своим же честолюбьем.
Когда ко льву пылает страстью лань,
Исход ей — смерть. Как сладостно и вместе
Мучительно мне было целый день
Быть рядом с ним, сидеть и эти брови
Высокие, и соколиный взгляд,
И шелк кудрей чертить себе на сердце
Том сердце — ах! что каждую черту
Прекрасного лица воспринимало;
Так хорошо. Теперь уехал он
И след его боготвореньем
Я освящу.

Если вы сравните стиль этого монолога с некоторыми рифмованными репликами Елены, изобилующими словами и антитезами в эвфуэстическом духе, то вы сразу почувствуете различие и поймете, какой длинный путь прошел Шекспир с того времени, когда писал этим юношеским стилем. Здесь нет претензий на блеск и остроумие. Здесь говорит сердце, любящее просто и глубоко.

В целом пьеса не принадлежала, по-видимому, к любимым произведениям Шекспира. Сохранив такие подробности сюжета, которые делали хороший исход невозможным, он всю свою творческую силу устремил на характеристику Елены.

Вот как она признается матери в своей любви к Бертраму (I, 3):

…Графиня, не сердитесь
Ведь этою любовью я вреда
Не приношу тому, кого люблю я.
Ни разу он не видел от меня
Искательства и притязаний дерзких.
Его женой хотела бы я стать
Не ранее, как заслуживши это
А как могу я это заслужить,
Решительно не знаю. Знаю только,
Что я люблю бесплодно, что борюсь
С надеждою напрасно — и однако
Все лью и лью я в это решето
Дырявое обильнейшие реки
Моей любви, не истощая их.
Подобно старому фанатику-индийцу
Боготворю я солнце, а оно
На своего поклонника взирает,
Но ничего не ведает о нем.

Многое в ее характере напоминает прелесть, сосредоточенность и безграничную преданность созданной несколько позже Имоджены. Когда Бертрам уезжает в поход, чтобы не жить с ней и не признавать ее женой, она восклицает (III, 2:

…Ужели
Я выгнала из родины тебя
И нежные твои подвергла члены
Случайностям безжалостной войны?
Ужели я тебе велела кинуть
Веселый двор, где ты сносил стрельбу
Прекрасных глаз — чтоб сделаться мишенью
Дымящихся мушкетов? О, молю
Вас, вестники свинцовые, на крыльях
Убийственных летящие в огне
Не трогайте его! Пронзайте воздух,
Что с песенкой встречает ваш удар,
Но моего владыки не касайтесь.

В этих словах дышит такая искренность и такая страстность, которых мы не найдем в более ранних его комедиях. Читая эти стихи, вы соглашаетесь невольно с Кольриджем, который назвал Елену самым милым и привлекательным из женских характеров, созданных Шекспиром.

Жаль только, что эта глубокая страсть вызвана в душе Елены таким недостойным предметом. Так как Шекспир не наделил юного, мало рыцарственного Бертрама никакими положительными качествами, то интерес к пьесе быстро охлаждается. Видно, что поэт отделывает с любовью только некоторые части пьесы.