Всегда считал я ум и доблесть выше,
Чем знатность и богатство; блудный сын
Последние пусть тратит, если хочет;
Бессмертье ж первыми дается нам
И человека в бога превращает.
Держась такого мнения, природу
Я изучал, у знающих людей
Выведывал ее святые тайны,
И собственным трудом все дополняя,
Дошел до сокровенных сил, творящих
В металле, камне и растеньях разных
Свою работу. Я познал тот вред,
Который нам природа причиняет,
И средства исцелять его, и этим
Счастливлю жизнь свою, конечно, больше,
Чем вечной жаждой почестей пустых
Иль сохранением богатств в мешках шелковых
Глупцам и смерти на потеху.
Здесь, во втором действии, Перикл и Таиса совершенно так же противопоставлены разгневанному отцу, не слишком, однако, негодующему на их союз, как Фердинанд и Миранда противопоставлены Просперо, когда он притворяется рассерженным. Но в особенности сама буря, которой открывается пьеса того же имени, уже предсказана дивной сценой бури, с которой начинается шекспировская часть "Перикла". И как сами сцены бури соответствуют одна другой, так рассказ Марины о непогоде, во время которой она появилась на свет ("Перикл" IV, 1), соответствует рассказу Ариэля о кораблекрушении в "Буре" (I, 2).
Помимо того, многие мелкие штрихи выдают внутреннее родство между этими двумя произведениями. Как в "Перикле" (V, 1), так и в "Буре" (II, 1) раздается убаюкивающая, усыпляющая волшебная музыка; как в "Перикле" (IV, 3), так и в "Буре" (III, 3) говорится о гарпиях. Слово virgin-knot, применяемое Мариной к самой себе в "Перикле" (IV, 2.) в прелестных стихах:
If fires be hot, knives sharp, or waters deep,
Untied I still my virgin-knot will keep,
{Пусть горячи огни, остры ножи и глубоки воды, я все-таки сохраню неразвязанным мой девственный узел.}
употребляется и в "Буре" (V, 1), где Просперо прилагает его к Миранде, и это слово, надо заметить, встречается у Шекспира только в двух этих местах.
Таким образом, в этой столь несправедливо обойденной и пренебреженной пьесе находится в зародыше все позднейшее творчество поэта. Она имела против себя две вещи: отчасти то, что она не вся целиком написана Шекспиром, отчасти же, что в ней, как воспоминание о только что пережитом мрачном периоде, падает черная тень на физиономию Марины от той грязной обстановки, в которую она помещена в четвертом действии. Но как документ к душевной истории Шекспира и как плод поэтического вдохновения этот прекрасный и замечательный отрывок "Перикла" представляет собою произведение, полное величайшего интереса.
ГЛАВА LXXIV
Было сравнительно нетрудно доказать участие Шекспира в создании "Перикла" и "Тимона". Оно заметно в самых важных сценах. Те писатели, которые сотрудничали с ним вместе, удостоились этой чести почти случайно и не представляют поэтому теперь для нас никакого интереса. Иначе обстоит дело с двумя другими драмами, возникшими в тот же период. В данном случае имя Шекспира упоминается в связи с именем другого писателя и, по мнению большинства критиков, совершенно основательно. Я имею в виду пьесы "Два благородных родственника" и "Генрих VIII". В этих двух произведениях перу Шекспира принадлежит лишь немногое, в одном из них почти ничего. А тот писатель, который создал все остальное, выступил тогда с особенным успехом, занял видное место в современной драматической литературе, и Шекспир не мог относиться к нему равнодушно. Поэтому невольно возникает вопрос, что заставило Шекспира вступить с ним в сотрудничество.
В 1608 году на сцене театра "Глобус" была представлена драма "Филастр", встреченная очень сочувственно и имевшая продолжительный успех. Авторами этой трагедии были 22-летний Френсис Бомонт и 28-летний Джон Флетчер. Успех этой пьесы был настолько поразителен, что имена обоих поэтов сделались сразу знаменитыми. До этого момента (1606 - 1607) Флетчер успел уже поставить одну свою, якобы веселую, в действительности же плоскую пьесу, написанную прозой, "Женоненавистник". Здесь встречаются, правда, некоторые комические фигуры, но ничто не позволяет угадать будущих творений поэта.