Шекспир

— А как же, — ответил со знанием дела собеседник, — всех сначала в Тауэр. Пытать. Потом уж как пойдет. Либо казнят, либо оставляют сидеть там до конца жизни. Иногда выпускают, но такое случается редко.

— Ты откуда все знаешь-то про Тауэр, — подозрительно посмотрел на него Ричард.

— Так это все знают, — веско сказал мужчина, — времена такие.

Через некоторое время из магазина вышло несколько человек. Они выносили книги.

— Смотри, они несут сборник сонетов, — зашептал Филд, — я его узнал. Только книжки с сонетами и все. Господи, что-то мне не хочется в Тауэр.

— Мне тоже, — кивнул Уильям, — и что, только сонеты?

— Ты видишь, вынесли совсем мало. Я успел, как следует разглядеть обложку. Это они.

— Скорее всего, в Тауэр попаду я. Как автор. Тебе не о чем беспокоиться, — заверил друга Уильям. — Я не буду им говорить, что сонеты хранились у тебя в типографии.

— Ты-то, может, и не скажешь, а вот этот, — Филд показал рукой в сторону магазина, — скажет точно. Чтоб вину свалить на меня. Лучше честно сказать, что украл и не знал, чего украл, чем сидеть в тюрьме за… — Ричард замолчал.

— Что ты молчишь? — Уильям вопросительно посмотрел на него.

— За что? За что сидеть в тюрьме? Уильям, что там такого вы понаписали? Это ж стихи, я думал. Не больше. А именно их и вынесли из магазина. Ничего больше. Что ты написал? Пасквиль против королевы? В честь Эссекса?

— Нет, — Уильям затряс головой, — там все про любовь, и только. Поверь, кроме любви — ничего. Почему выносят именно сонеты? Кто их знает. Ты же сам помнишь, когда я тебе их принес. Больше четырех лет, по-моему, прошло. Какой там может быть заговор? Какой граф Эссекс?

Уильям вдруг вспомнил, что часть сонетов принадлежит королеве. А кто его знает? Вдруг там зашифрованные, тайные послания? Тогда вполне возможно, что ими могут интересоваться. Но ведь обыск устраивали по указанию самой Елизаветы. Искали материал против Эссекса. Значит? Значит, все остается непонятным.

В Тауэр ни Уильям, ни Ричард не попали. Несколько недель после происшествия возле собора Святого Павла они ложились спать, вздрагивая от каждого звука. Приходили домой, ожидая увидеть следы обыска. В театре Уильям всматривался в зрительный зал, словно мог разглядеть там пришедших за ним людей. Но они никому не были нужны.

— Видимо, они почитали твои сонеты, — Филд помолчал, — и не твои тоже. Решили, что там, действительно, про любовь. Я, кстати, упорно распространял слухи, что автор сонетов, изъятых из магазина, на самом деле не ты. Так, на всякий случай. Но будь осторожен. Опасность не миновала. В Лондоне неспокойно. Все обеспокоены. Упорно ищут то, что могло бы очернить Эссекса. Он в немилости…

— После провала в Ирландии Эссекс впал в немилость, — рассказывала Уильяму Элизабет. Она явно была напугана, — Генри был там с ним. Теперь, вернувшись в Англию не с победой, а с поражением, Эссекс сидит в своем доме и не допускается к королеве. Она не желает его видеть.

— Что твой муж? — спросил Уильям.

— Отрекаться от дружбы с Эссексом уже поздно. Ждет своей участи. А Эссекс вербует сторонников.

Уильям видел, что Элизабет волнуется за мужа, и не стал рассказывать ей историю с сонетами. Конечно, ему было бы легче, если бы королева вспомнила о своей просьбе и пригласила его к себе. Он бы отдал ей и исписанные ее рукой страницы, и исправленный и переписанный им начисто экземпляр. Тогда у Уильяма бы остались лишь его тридцать сонетов, посвященных Элизабет. Он мог бы отдать их Филду напечатать и спать с тех пор спокойно.

Но королеве явно было не до Шекспира и стихотворений, написанных в молодости. Пожилая одинокая женщина держалась за трон, яростно пытаясь отражать попытки его отнять.

— Ты ожил, — заметил как-то в театре Джеймс, — все бегаешь, как влюбленный мальчишка.

— Я и есть влюбленный мальчишка, — Уильям улыбнулся, — не знаю, сколько продлится мое счастье, но пока оно рядом, наслаждаюсь каждой минутой.

Иногда Элизабет пропадала надолго. Уильям не получал от нее ни строчки, и жизнь в такие дни для него замирала. История с сонетами уходила в прошлое и более не будоражила сознание. Тем не менее, граф Эссекс опять настойчиво вторгался в его жизнь.

— Поступила просьба играть твою старую пьесу, которую цензоры и так резали нещадно, — сообщил в конце лета Джеймс.

— Что за пьеса?

— «Ричард Второй». Помнишь, что оттуда вырезали?

— Нет, — Уильям задумался, — пожалуй, сцену низвержения короля?

— Точно. Просят играть все полностью. Я говорил, что мы давно сняли ее с афиши. Она устарела и тому подобное.

— А что? Почему мы не можем ее снова поставить?

— Ты совсем ничего не соображаешь? — поинтересовался Бербридж, — ты хоть в курсе, что происходит в Лондоне?

— Недавно мне уже задавали такой вопрос, — Уильям вспомнил инцидент с Филдом и сонетами, а также слова Элизабет, — в курсе. Эссекс что-то затевает против королевы, она пытается раскрыть заговор.

— Примитивно, но точно, — засмеялся Джеймс, — прямо краткий пересказ будущей пьесы. Так вот, к нам приходили сторонники графа. Они дали нам пятьдесят шиллингов.

— Мы столько в лучшие дни не собираем, — удивился Уильям.