— Скоро, — пообещал капитан. — Если ветер продержится и ничего не случится, то к завтрашнему рассвету.
— Значит, якорь на ночь не бросим?
— В нашем деле на якоре не стоят.
— Но у тебя будет время пришвартоваться в Бабилиме?
— Вас высадить успею, — заверил он. — Хорошо гребете, а похвалу от меня редко можно услышать.
— Через Багдад проходил? — поинтересовался Исхак.
— Кое-какой товар выгружал.
— Там все так же темно?
— От саранчи? — Капитан фыркнул. — В жизни не видел ничего подобного! Накинулись на судно, как речные пираты. Бросились на солому, — имелись в виду загадочные снопы, лежавшие в ряд по бортам, — даже на меня напали! Хорошо еще, что настоящим грузом не заинтересовались, иначе меня б тут сейчас уже не было. Да и вам, пожалуй, повезло, — от души рассмеялся он.
Юсуф с Исхаком отправились отдыхать, а заинтригованный Касым задержался.
— Что это у тебя там за груз, — спросил он, нахмурившись, — что даже якорь некогда бросить?
— Груз у меня, — ответил капитан, довольный заданным вопросом, — драгоценней алмазов.
— Значит, не это? — кивнул Касым на связки соломы.
— Соломенные тюки я вожу для прикрытия, ибо если б речные пираты узнали про истинный груз, то накинулись бы на судно стаями, покрупнее самой саранчи.
— Посмотреть можно? — осмелился Касым.
— С радостью покажу тебе мое сокровище, — согласился капитан, всегда стремившийся произвести впечатление на коллегу-командира, и, отдав распоряжения рулевому с матросами, ставившим паруса, повел Касыма на корму, подальше от кипевшего на носу котла, осторожно приподнял несколько легких снопов соломы, открыв плотно запечатанный глиняный сосуд, обернутый листьями подорожника и осыпанный древесными опилками.
— Тхалладжа, — просиял он.
— Что?
Капитан самбуки был доволен.
— Ледник. Никогда не видел?
— Н-ну… — промычал Касым, но в конце концов не стал скрывать своей неосведомленности. — Лед? — с непонятным волнением уточнил он. — Про лед, конечно, слышал, но никогда не видел, даже сомневался в его существовании.
— Добывается в горах Хамадан и как можно скорей доставляется по реке, пока не растаял. Почти все продаем багдадским богачам для охлаждения домов и напитков. Остатки забирают торговцы рудой в Басре. Цены растут в зависимости от жары и расстояния.
Касым боролся с презрением к самому себе.
— Можно на этот лед посмотреть? — вымолвил он.
— Конечно, — кивнул капитан. — Только быстро, да постарайся не дышать на него.
Проверив курс судна, взглянув на течение, он осторожно развязал веревки, снял с сосуда свинцовую крышку и, как любящий отец, предъявил скрытое внутри сокровище: два некрасивых комка спрессованного снега в черных полосах, присыпанные опилками.
— Это он? — уточнил Касым.
— Людей и не за то убивают, — объявил капитан, быстро закрывая сосуд, пока туда не проникло слишком много воздуха. — Мои детки плачут в жару, — добавил он, закутывая сосуд с прилежностью матери, пеленающей заснувших двойняшек.
— В Басре продаешь? — спросил Касым. — Почему не доставляешь по Тигру?
— Из-за таможни в Даир-аль-Акуле, друг мой. С начальником невозможно иметь дело, он требует взятку, задерживая мое судно, пока льда едва хватит, чтоб муху заморозить. Из-за него я хожу по Евфрату, который еще шире, где меньше петель и бандитов, поэтому я быстрее теперь прибываю на место, тратясь на одних гребцов, что обходится гораздо дешевле взятки проклятому таможеннику. Поистине, Аллах восстанавливает справедливость там, где бессильны разумные доводы, — весело рассмеялся он.
Судно мчалось вперед в сгущавшейся ночной темноте, улегшаяся команда переваривала сухой хлеб и густую похлебку. Исхак с Юсуфом, слишком озабоченные, чтобы заснуть, начищали мечи песком и смазывали маслом.
— Ты мечом когда-нибудь работал? — спросил Юсуф, видя, как осторожно Исхак обращается с лезвием.
Вопрос был важный, ибо вскоре можно было встретиться с опасностями, которые не оставляют времени для колебаний, но Исхак даже сейчас не позволял себе думать о такой возможности, храня молчание, только молясь, чтоб Аллах направлял его руку в нужный момент. Он не совсем понял цель заданного вопроса, но видел, как Юсуф тайно шептался с Касымом, и гадал, не пришли ли они к какому-нибудь соглашению, в результате которого он погибнет или даже станет их жертвой. Может быть, вор сейчас просто держится настороже, взаимно опасаясь коварства с его стороны.
— А о Бабилиме что знаешь? — не отступал Юсуф.
— Знаю, что даже его величию пришел конец.
— Я имею в виду план города.
Исхак пошел на уступку, не увидев никакого вреда в том, чтобы поделиться известными ему сведениями.
— Знаю, что там три-четыре огромных руины на месте бывших дворцов, — сказал он. — Лучше всех сохранился зиккурат, храм Бела. На юге Новый дворец, а еще дальше к югу другая резиденция, Амран. Есть и другие развалины ворот, крепостных стен, обломки статуй… Остальное — забытая богом пустыня.
— Неплохо ты с ним знаком.
— Я знаком с запустением.
Юсуф задумался.
— Как думаешь, где держат Шехерезаду?