Шейх Мансур

Имеющиеся источники не позволяют с достоверностью проследить истоки пророческих откровений Мансура. Можно предположить, что учителем его был некто из аскетов-отшельников, исповедующих в исламе направление тариката. Такой вывод напрашивается сам собой, ибо до конца своих дней имам Мансур неизменно ратовал за умеренность, соблюдение постов, помощь бедным. Он выступал против горского закона «канлы» — кровной мести, неизменно требуя, чтобы кровники примирились. За недолгое время своей борьбы — всего пять лет — он сумел создать на Кавказе настоящую школу исламского мюридизма, которая на многие десятилетия пережила его.

Известно, что мюрида (ученика), приходящего к учителю, спрашивают только о знании закона и о решимости отречься от грехов. Далее он возвышается по мере развития своих нравственных качеств. Однако для Кавказа было важнее другое правило мюридизма — безусловная преданность учеников учителю-устазу. Мюриды были обязаны не только исполнять его волю, но стараться предупреждать его желания, прежде чем учитель выскажет их. Об отношениях учителя и ученика в тарикате сказано так: «Ни ум, ни богатство, ни древность рода не имеют значения. Простолюдин, верный наставлениям своего устаза, очистивший сердце постом и молитвою и достигший таким образом высших степеней нравственного очищения, стоит несравненно выше одаренного всеми благами земного владыки».

В своих показаниях в Тайной экспедиции Мансур сообщил, что «слухи о его обращении к честной жизни быстро распространились среди сородичей. Так они избавились от желания набегов и грабежей». Мансур также заявил, что «духовенство одобрительно относилось к его нравоучениям и даже настолько прониклось к нему уважением, что назвало его имамом и шейхом». На допросе Мансур также показал, что во время размышлений и очищений в горах у него бывали «видения». В частности, он видел двух всадников, посланных якобы самим пророком Мухаммедом, которые призывали его встать во главе горцев и начать проповедь праведной жизни.

Долгое время Ушурма не решался последовать этому призыву, но в январе или начале февраля 1785 года все же произнес свои первые публичные проповеди. Местные муллы и кади не сразу признали в нем духовного лидера. Они не раз спрашивали Ушурму о том, как его называть, на что он отвечал им так: «Я не святой, не пророк, но мне повелено от Бога утверждать народ в законе Его». Точно так же поступал и Мухаммед, говоря, что он простой человек, посланный Аллахом проповедовать среди народов нравственный закон. Когда духовные лица стали слишком настойчиво вопрошать Ушурму о смысле его учения, он согласился открыть цель своих предприятий двум преданным ему кади. После этого кади объявили правоверным, что имам не может никому поведать тайну своего посланничества, иначе смерть тотчас поразит его. Вообще имам старался избегать встреч с официальными представителями мусульманского духовенства. Однажды, вопреки гостеприимству, свято уважаемому чеченцами, он даже отказал в беседе муллам, которые специально приехали расспросить о его вере и учении.

Думается, что Мансур имел причины не благоволить к духовным лицам, нередко пытавшимся уличить его в плохом знании Корана. В своем письме от декабря 1785 года к чеченцам и другим народам один из высших представителей табасаранских духовных лиц, не скрывая своего недовольства действиями объявившегося в Чечне проповедника, писал: «…0 подвигах и делах назвавшегося имамом слышно, что они противны суть закону и священному нашему писанию: 1-ое, что упущение поста и богослужения довершать он возбраняет; 2-ое — богослужение отправляет он не так, как по закону следует; 3-е — чинит поборы с народа и приемлет подарки». Уже говорилось, что шейх Мансур отличался абсолютным бескорыстием, поэтому вряд ли можно верить и остальным обвинениям в его адрес.

Недовольство исламских священнослужителей было вызвано еще и тем, что новоявленный имам призывал чеченцев вместо паломничества в Мекку приходить в его войско с тем, чтобы вести борьбу за освобождение Кавказа. Он говорил, что в условиях войны за свободу совершение хаджа можно и нужно отложить до победы. Надо сказать, что это мнение разделяли многие мусульманские духовные лидеры Нового времени, выступающие против европейских колонизаторов.

Информаторы русских властей доносили: «Пришедшим к нему самовольно давал он имя Хаджи, присваиваемое только тем, кто посетил Мекку, не уничтожая тем постановления Магомета, но указывая на опасности путешествия через линии русской стражи. Ибо оправдывал это тем, что в Коране сказано: совершайте путешествие в Мекку и молитесь там Богу; но если будете в осаде — посылайте жертвоприношение по вашим средствам».