Через пять минут юркнул под одеяло с намерением тут же уснуть, поджал ноги, обнял подушку и... о чем только не передумал, ворочаясь в постели и замирая в пустой надежде услышать тихое приближение сна. Нет, ни крошки сна в глазах нет. Не прошли даром. Разговоры в гостях у Николая Сергеевича не прошли. Вот и майся всю ночь. Клубком, вздернутым за хвост, размоталась перед глазами жизнь. Двадцатые годы, тридцатые, война... Неужели это все один человек?! А проклятые сороковые, когда его, признанного артиста, известного — и не только у себя в республике — иллюзиониста, инвалида войны наконец, оставили без работы. С инвалидством сам виноват. Не собрал вовремя нужные справки, не оформил свою контузию документально (две контузии), теперь не кивай. А люди спрашивали, письма писали: где тот фокусник, чародей и волшебник, который из воды молоко делает и прямо на глазах пшеницу выращивает? Но что люди, что народ, комиссия не признала, вот и все. Двенадцать комиссий во главе с... Не все ли равно с кем во главе! Теперь ее нет, этой высокопоставленной головы. На должности нет. А три года безработицы есть. Ладно, в двадцатые голодал. Но на четвертом десятке лет советской власти — вот ведь что непонятно. Куда уж только не писал! В результате: новая местная комиссия тычет тебе в нос твоим же письмом-жалобой и объявляет профнегодным. Три года на шее жены — артистки хора оперного театра. Три года. После двенадцатой комиссии объявил голодовку. Вспомнил свою пустобрюхую молодость и объявил. Женская половина семейства в слезы... Первые три дня тяжело было, голова кружилась, подташнивало, вялость... На четвертый — резкое улучшение самочувствия, просветление какое-то, бодрость и неземная приподнятость. Кругом все жуют ходят (оказывается, все и везде жуют), а ты чист, легок, как колодезная вода. Неделя так, на воде, проходит, вторая... Домочадцы смотрят, глава семьи ноги не протягивает, свеж, деятелен, в самодеятельность какую-то руководителем на общественных началах прописался, дает бесплатные концерты... Прикатили из обкома профсоюзов: что такое? голодовка в советской стране? Мы к коммунизму, а он бойкоты чинит? Прекратить! Много всякого было сказано. Только в сути дела никто разобраться не хотел. Что ж, воды в Казани, слава аллаху, хватает, продолжал кишочки полоскать. Через два дня пришли из поликлиники обследовать травму черепной коробки. Сто лет знать не знали о его треснутой черепной коробке, а тут вспомнили. Написали направление в психбольницу. Обследоваться... Не хотел идти, да там не спрашивают, сами приехали, посадили в машину и — на госхарчи. Через день начал кушать. Продержался, как задумал, тридцать суток и хватит, все, жить-то хочется.
Говорят, тринадцать число несчастливое. Для кого как. Тринадцатая Комиссия образовалась в психбольнице. Комиссия признала обследуемого не своим пациентом, но с месяц для профилактики у себя продержала. На довольствии для сумасшедших сожженные при голодании десять килограммов веса восстановились стремительно.
Когда есть
В заводской клуб на выступление самодеятельного коллектива, которым он руководил с некоторых пор и за который с некоторых пор получал небольшие, но все равно деньги, пришли новый худрук филармонии и новый предместкома и сказали: не место дубу в глиняном горшке. Кто в коллективе руки не подавал — распростерли объятия, кто в коллективном письме-ходатайстве с просьбой восстановить артиста на работе подпись свою боялся поставить — наперебой заприглашали в свои выездные бригады, потому что и вахтер знал: где иллюзионист Мухаметшин, там кассовый сбор обеспечен.
Но недолго проработал. Сказалась контузия (не зря, видно, все-таки «с головой» в психушке держали). Но на этот раз — другие времена, другие нравы! — инвалидство установили. Законным инвалидом и вышел на пенсию.