Шейх и звездочет

Киям-абы прикрыл шкафчик, замер на секунду, затем цапнул со стола голубенькую тарелку и с возгласом «уща-мараха!» хватил об пол. Домотканный коврик не спас, тарелочка — вдребезги. Фокусник собрал осколки, бросил в коробку для мусора.

— Зачем вы так? Я обидел вас? — залепетал Шаих.

Киям-абы молча, словно ничего не произошло, полез за пазуху пиджака и извлек оттуда целехонькую голубую тарелочку. Шаих заглянул в коробку с мусором. Там было пусто.

— Но я же слышал, как сюда осколки…

Лицо основоположника жанра просияло по-детски ясной улыбкой.

— Еще можно? Покажите, пожалуйста, еще раз.

— Профессионалы один и тот же номер дважды не показывают.

— Тогда другой какой-нибудь. У вас репертуар, наверно, богатый?

— Еще бы! Хочешь — для манежа, хочешь — для сцены. Могу для узкого круга. — Киям-абы достал двумя пальцами из коробки на книжной полке шарик. Обыкновенный теннисный шарик, выкрашенный в малиновый цвет. Манерно, артистически повел рукой, будто показывая его публике, сделал магический жест, и началось: шарик в растопыренных пальцах иллюзиониста, а может, лишь в глазах изумленного Шаиха, множился, менял окраску. Вдохновенный чародей глотал шарики, пучил глаза, икал, и изо рта лезли новые разноцветные шары. Шаих совсем обалдел, когда Киям-абы вытащил четыре шарика из его, Шаиха, кармана.

Понятно, когда в цирке тебя дурачат. Там фокусник на расстоянии. Но когда до артиста рукой подать, когда полгода в теннис из-за дефицита шариков не играл, а тут их пригоршнями достают из твоего же кармана, — извините!

Киям-абы вошел во вкус. Он скинул пиджак, взял две фарфоровые чашки, шляпу свою сетчатую… Но скрипнула дверь, и появилась хозяйка.

— Пойдемте кушать!

Артист уронил шляпу.

— Пожалуйста! Стоит за что-то взяться, как тебя прервут, оборвут, подчинят какому-то распорядку, точно этот распорядок не для человека, а над человеком, важнее человека.

— Да, опять! — твердо повторила хозяйка. — Врач запретил тебе… строго-настрого… Выходите к столу. — И уходя, добавила — Расхрабрился… А ночью опять «скорую» вызывать.

Киям-абы мгновенно остыл, обмяк.

— Ничего не поделаешь, ашать так ашать! — сказал он на полутатарском-полурусском. Поставил чашки на место, легким, привычным движением поправил вьющиеся темные волосы. — Дочь у меня превосходно готовит.

— Я так и подумал.

— Что подумал?

— Что это ваша дочь.

— Разве я вас не познакомил? Ах, да! Ну, склероз. Розой ее звать, Розой Киямовной. Скажи, командирка? С возрастом, дружок, дети превращаются в родителей, а родители — в детей. Айда.

— Спасибо. — Шаих потрогал нос, разбитую губу, о которых он позабыл здесь. — Домой пора.

— Никаких возражений, дорогой! — Киям-абы взял Шаиха под локоть. — Никаких возражений!

Его усадили за стол в той комнате, которую час назад он, разглядывая, еле пересек. Стол был внушительных размеров и до краев заставлен. Такое Шаих видел разве что по большим праздникам. Такое, да не совсем такое. Напечет мать бэлишей, и не только на первое, на второе и на третье их хватит, а и на всю будущую неделю да еще соседям на угощение. Нет у человека меры. Зато в будни — зубы на полку. На дворничьи-то доходы шибко не разбежишься. А здесь на столе: первое, второе, третье, подливки, приправы, салаты, колбасы, мясо копченое ломтиками — язык проглотишь! — и еще чего-то, чему и названья нет.

Роза Киямовна потчевала гостя и расспрашивала: в каком он доме живет, как учится, кто его родители?

— А что с лицом, подрался?

Киям-абы терпел, терпел и не вытерпел:

— Привязалась к парню!

И перевел разговор в другое русло. С ним разговаривать было легче, с ним речь шла на темы, отвлеченные от его, Шаиха, особы.

Вдруг он почувствовал, что кто-то его пристально разглядывает. Не Киям-абы, не Роза Киямовна… Шаих вскинул взгляд — с одной из картин на него смотрела девочка с венком из васильков на светлых волосах и синими, будто два василька со лба сорвались, глазами. Будто два василька сорвались и прикрылись черными зонтиками бровей. Белые волосы и черные брови…

— Нравится? — спросил Киям-абы.

— Да, — сказал Шаих. — Но она напоминает мне…

— Это его внучка, — улыбнулась Роза Киямовна.

— Ее дочь, — пояснил Киям-абы.

— Что-то мало на вас похожа, — сказал Шаих.

— Не «мало», а вообще ни капли, — промолвил Киям-абы. — Вся в отца. Внешностью, конечно. Исключительно только внешностью. А она должна прийти сейчас.

Словно в подтверждение его слов в прихожей тренькнул звонок. Хозяйка сорвалась с места.

Однако это была не девочка с портрета, а Александр Пичугин.

— Познакомьтесь, — сказала Роза Киямовна.

— А мы знакомы, мам. — Пичуга прошел за стол. — Чего у нас вкусненького?

Роза Киямовна взялась за половник и супницу.

— Раненько сегодня, сынок.

— Поздно приду — не нравится, рано — опять двадцать пять. Как здоровье? — окинул он взглядом гостя.

— Нормально. — Шаих подпер ладонью подбородок, прикрыв пальцами нос и губу.

— Что ты, Саша, стариковские вопросы задаешь? — поинтересовалась Роза Киямовна, но опять задребезжал звонок.

Шаих засобирался.

— Провожу тебя, — поднялся и Киям-абы — Прогуляюсь.

— А вот и наша Юлька! — объявила Роза Киямовна.