Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 2]

— Да-с, ну и чудеса творятся у вас, достоуважаемая Феона Степановна, в Белокаменной! — вступил он в разговор с «самой», быстро охватывая глазами эту комнату с киотами образов, перед которыми горело чуть не двадцать лампад.

— А что такое? — заколыхалась купчиха.

— Да как же: икону-то высокочтимую ограбили. Шутка сказать, эдакое злодеяние.

— Ах, уж и правда! И кто это изверг такой отыскался? А знаете ли вы, что мы как раз в тот самый вечер Царицу Небесную принимали?

— Да неужто?

— А ей-Богу? Правда, Глаша?

— Правда, — послышался глухой, еле внятный ответ.

— Прикладывались? — круто повернулся к некрасивой девушке Путилин.

Послышался звук упавших на пол ножниц.

— Да-с…

— А позвольте полюбопытствовать, что это вы рукодельничаете?

И с этими словами Путилин подошел и низко склонился к работе Глаши.

— Хорошо-с! Искусная вы мастерица, барышня! Ишь как ровно вышиваете. А вот некоторые небрежно к сему относятся…

— Бывает-с.

— Видел я вот на чудотворной иконе Иверской полотенце одно. Шелковое, цветным шелком расшитое… Поглядел на него, аж диву дался: начато хорошо, а окончено плохо. Крестики эти самые равно как танцуют, хе-хе-хе, вкривь, да вкось идут… Видно, торопилась рукодельница дар иконе принести. Что это, барышня, ручки у вас дрожат? А? Ишь, как прыгают, хе-хе-хе.

— Заторопилась! — недовольно окрикнула «сама».

— Рука… устала, — еле слышно слетело с бескровных губ девушки. — А вы… вы нечто видели это полотенце? — вдруг сразу сорвалось у нее.

— Какое? — удивился Путилин.

— Да… вот… вы говорили… плохо вышито полотенце…

— А ежели бы не видел, так как бы про то знал? — тихо рассмеялся Путилин. — А оно что же вас так заинтересовало?

Путилин увидел на себе взгляд девушки, полный ужаса, страха.

— Я… я так спросила, — пролепетала она.

— Глаша, а ты бы позвала Васю киот от образа исправить. Вы не обессудите, гостюшка, коли при вас явится молодец? Такое дело вышло: плинтус от божницы отвалился… Приклеить надо.

— Что вы, матушка, Феона Степановна, пожалуйста, пожалуйста…

И когда Глаша скрылась, Путилин быстро спросил купчиху.

— А кто таков этот Вася?

— Молодец у нас. Ловкий паренек, на все руки. И столярит, и слесарничает… Золотые руки, да только ветрогон сам.

— А чем же? В чем именно?

— Головы девчонкам кружит… Жалились уж на него многие… А я этого не люблю… известно дело, молод. Жениться бы пора ему… Прогнать жалко, пропадет парень… Дошлый[14], красивый.

И когда в этой комнате, пропахшей ханжеством, росным ладаном и хворью водянистой купчихи, появилась фигура Васи, Путилин должен был сознаться, что он действительно, и дошлый, а главное, изумительно красивый парень. Невысокого роста, стройный, с могучей грудью, с красивой посадкой головы на широких плечах. Темные вьющиеся волосы. Иссиня черные глаза, плутовские, «вороватые», такие глаза, по которым с ума сходят девушки и женщины. Хищный оскал грубо чувственного, красного рта со сверкающими белизной зубами. Небольшие усы и вьющаяся бородка обрамляла это дерзкое, вызывающе красивое лицо.

— Здравствуйте, Феона Степановна! — низко поклонился он каким-то фамильярно-плутоватым поклоном.

— Ну, ты… ветрогон… лясы все точишь, — как-то всхлипнула старая купчиха. — Гостя что же не приветствуешь?

Странное дело: в ее голосе вместо желаемой строгости послышались как бы ласковость, приторно-противная нежность опасного периода заката бабьей второй молодости.

«Ого, однако, этому молодчику живется здесь, очевидно, тепло…» — усмехнулся про себя Путилин.

Вася вежливо низко поклонился Путилину, скользнув по его фигуре подозрительным взглядом своих «воровских» глаз.

— Киот-с поправить-с, Феона Степановна? Можно-с! Сей минутой… Это мы можем, это мы живо устроим-с.

И, вынув из принесенного мешка целый ряд инструментов, он ловко и решительно приступил к работе.

Путилин не спускал глаз ни с него, ни с угреватой, некрасивой Глаши. Несколько раз он подмечал взгляды девушки, устремленные на красавца-парня, взгляды, в котором светились восторг и немое рабье обожание, преклонение.

— Ну ты, матушка, зенки-то не пяль, а работу делай! — сердито окрикнула Глашу «сирая» купеческая жена.

Путилин подошел к Васе.

— Однако, паренек, работаешь ты ловко! Ишь, в руках у тебя так все и кипит.

— Ничего-с, ваше степенство, по малости справляемся, — усмехнулся тот.

— Ловко! Прямо первому мастеру за тобой не угнаться. Где это ты так, паренек, навострился?

— Помаленечку, слету, ваше степенство, набил руку.

— Доходчив же ты! А ко мне на окончательную выучку поступить не хочешь?

— А куда это к вам? — в упор посмотрел на Путилина красавец-парень.

— Дело у меня большое есть, слесарное… Стекла давить… Золото перепиливать, щипцами открывать…

— Нет, батюшка, вы его от нас не переманивайте: он в дому нам нужен, — недовольно проговорила сама.

— Чудное ваше дело, ваше степенство! — сверкнул глазами Вася. — Не слыхивал я о таком слесарном ремесле…

РОКОВАЯ ЛЮБОВЬ

Тихая весенняя ночь спустилась над заповедным замоскворецким царством и над домом миллионера-суконника. Но не всем эта благодатная ночь принесла с собою желанные отдых, покой.