Читаем Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 2] полностью

— Ах! — вырвался у меня крик, полный смертельного ужаса.

И в ту же секунду похоронное пение заживо сжигаемого было заглушено гулким выстрелом револьвера:

— Изуверы! Проклятые! Ни с места!

Одним прыжком бросился Путилин на загоревшийся сектантский костер и схватил бедного полоумного сына рыбинского купца.

— Андрей Провыч, голубчик, да что ты делаешь с собой?!

— А-а-ах! — огласил вековечный бор безумно-испуганный крик «самосожигателей». — Дьявол! Сатана явился!

Путилин для устрашения выстрелил еще несколько раз.

Потухли факелы... Белые фигуры изуверов скрылись в недрах бора.

Я не буду вам рассказывать подробно о нашем возвращении. Это заняло бы слишком много времени. Скажу одно, что мы доставили «Андреюшу» его отцу.

— Какие были эти четыре слова, Иван Дмитриевич? — спросил я после моего друга, которого чествовал весь Рыбинск.

— Эти слова были: «Сруб тесовый огнем очищает». Когда я раскусил это, я понял, что речь идет о сектантах-самосожигателях.

Триумф Путилина был полный.

<p>В РУКАХ ПАЛАЧЕЙ</p>ПРИГОВОРЕННЫЙ К КАТОРГЕ И ПЛЕТЯМ

Стояли жаркие июньские дни.

Духота в Петербурге, несмотря на обилие воды, царила невыносимая. Мы сидели с Путилиным и, по обыкновению, ожив­ленно беседовали.

3/4 А хорошо бы на самом деле, доктор, удрать куда-нибудь из этого пекла, — обратился ко мне мой гениаль­ный друг.

3/4 Безусловно. За чем же дело стало? Возьми отпуск на двадцать восемь дней и поедем.

Я не успел ответить, как в кабинет вошел прокурор окружного суда.

3/4 Ба! Какими судьбами? — шутливо воскликнул Путилин.

3/4 Неисповедимыми, дорогой Иван Дмитриевич! — рассмеялся грозный жрец храма Фемиды. — Здравствуйте, доктор.

Мы обменялись рукопожатием.

3/4 Держу пари, господа, что вы или обмозговываете какое-нибудь новое блестящее «следствие — розыск», или...

3/4 Или что? — улыбнулся Путилин.

3/4 Или адски скучаете, — докончил прокурор.

3/4 Благодарю покорно! Это почему же нам скучать?

3/4 А потому, что разве может Иван Дмитриевич Путилин пребывать вне сферы своей блестящей кипучей сыскной деятельности?

3/4 Помилуй Бог, вы здорово промахнулись, Алексей Николаевич! Представьте, как раз наоборот:мы мечтаем с доктором куда-нибудь удрать из Петербурга, в глушь, — ответил Путилин.

3/4 Ой, что-то не верится! А знаете ли вы, по какому случаю я приехал к вам, Иван Дмитриевич?

3/4 Понятия не имею.

3/4 Передать вам горячую просьбу одного обвиненного, приговоренного судом к каторге и плетям.

Облако удивления промелькнуло по лицу Путилина.

3/4 Уже приговоренного? И просьба ко мне?

3/4 Да.

3/4 В чем же дело?

Видно было, что талантливый шеф сыскной полиции сильно заинтересовался.

3/4 Вчера, обходя тюрьму, — начал прокурор, — я зашел в одиночную камеру преступника-убийцы Адександровского, заключенного временно, до отправки на каторгу, в этой тюрьме.

3/4 Александровский? Позвольте: это по деду убийства старухи-ростовщиды Охлопковой? — спросил Путилин.

3/4 Да. Вы знаете это дело?

3/4 Как же, как же. Хотя я не вникал в его детали, занятый массой важных расследований.

3/4 Ну-с, так вот. Когда я вошел в камеру убийцы, он вдруг бросился ко мне и умоляюще протянул руки: «Ваше превосходительство, — сказал он. — Окажите мне одну милость!» Я его спросил: «В чем дело, о чем просишь?» И тут он удивил меня донельзя: «Знаете ли вы господина Путилина?» — «Знаю, — ответил я. — Это начальник сыскной полиции. А ты почему же спрашиваешь меня об этом?» — «А потому, что хотелось бы мне повидаться с ним». — «Зачем?» — «А затем, что он может быть спас бы меня от несправедливого приговора суда. Клянусь вам, господин прокурор, что не виновен я в убийстве этой старухи. Не я ее убил, кто-нибудь другой». Я пожал плечами и заявил ему, что теперь поздно рассуждать об этом, что он уже осужден и что никто теперь не может спасти его.

Спросил я его также, откуда он знает о вас. На это он ответил: «Когда мне вынесли обвинительный приговор, защитник мой пожал мне руку и сказал: «Бедный вы, бедный! Дело поверну­лось так, что все улики против вас. Единственный человек, который мог бы пролить луч света на это тем­ное дело, — это Путилин. Я очень сожалею, что не обратился к его помощи. Я верю в вашу невиновность, но суд взглянул иначе. И вот-с, ваше превосходитель­ство, очутившись здесь, я все время не переставал ду­мать днем и ночью об этом Путилине».

Тут он, Иван Дмитриевич, вдруг упал передо мной на колени и зарыдал: «Умоляю вас, привезите ко мне Путилина!! Может, он еще спасет меня, вырвет из рук палачей! Избавит от каторги!» Он ползал у моих ног, стараясь поймать и поцеловать мою руку. Я поднял его, ста­раясь утешить, и обещал исполнить его просьбу, что, как видите, и сделал.

С глубоким вниманием слушал Путилин рассказ прокурора.

3/4 Обвиняли его, конечно, не вы, Алексей Николаевич? — спросил Путилин.

3/4 Да, не я. Но почему, Иван Дмитриевич, вы доба­вили слово: «конечно»?

Путилин усмехнулся.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии