Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 1]

Я весь сжался... Митрич опять занес над моей головой топор. Он стоял вполоборота ко мне и упорно не сводил с меня взгляда, тускло сверкавшего на его вымазанном сажей лице. От острия занесенного надо мной сзади топора, казалось мне, шли какие-то бесконечно тонкие и острые нити... Они вонза­лись в мою голову, шли по шее, проникали дальше по спине во все тело... Меня охватила какая-то мелкая конвульсивная дрожь... «Что делать? Что делать? — молотом стучало в моей голове... — Убьют, убьют...» А мерзавцы молчали... И это молчание еще более увеличивало мой ужас...

Я перевел взгляд на другого субъекта с дубиной, справа... Он стоял, худой и поджарый, тоже неподвижно, держа наготове свою суковатую дубину. На миг у меня сверкнула мысль броситься к нему, вырвать у него дубину и защищаться, защищаться во что бы то ни стало... «Но стоит мне шевельнуться, как топор рас­кроит мне череп, — вдруг подумал я. — Закричать, броситься на колени, просить... Все это бесполезно...» И вдруг с поразительной ясностью мне предста­вилось, как я отъезжал час-полчаса тому назад из дому и как жена мне сказала: «Ну, прощай» вместо «До свиданья»... Она стояла на крылечке дачи и куталась в большой платок... Спазматические рыдания начали сдавливать мне горло...

«Ах, скорее бы, скорее... — думал я... — Только бы поменьше мучений... Вероятно, первым ударит Митрич... топором»...

Луна вдруг, казалось мне, засияла нестерпимо ярким светом, так что я отлично мог видеть всех четверых мерзавцев и наблюдать малейшее их движение. «Нет, прыгну! Буду защищаться, буду кричать!..» — решил я и... не мог шевельнуться, а только глядел упорно Митричу в глаза. Вдруг он опустил свой взгляд в землю. «Значит, смерть! — подумал я. — Нет, брошусь на него, брошусь...» Молчание продолжалось и, казалось, длится век...

Митрич опять поднял на меня глаза и вдруг как-то полусмущенно проговорил:

¾ Праздник-то ноне велик!.. Ведь у нас в деревне престольный...

¾ Оно-то так... — нерешительно поддержал один субъект из державших лошадь.

¾ Не хочу я рук марать в такой день! — проговорил решительно Митрич и опустил топор.

Четвертый разбойник, первым подавший голос за убийство, теперь молчал, что и было принято за знак согласия с большинством.

Решив «не марать в праздник об меня руки», бродяги предварительно вывели лошадь на середину дороги и, любезно пожелав мне сломать шею, хватили мою лошадь дубиной, а сами бросились по сторонам врассыпную.

Лошадь во всю прыть мчалась по дороге. Я, как пьяный, качался на сиденье и понемногу приходил в себя. Полной грудью вдыхал я свежий ночной воздух. Мне казалось, что с той поры, как я выехал, прошли чуть ли не сутки, и удивлялся, почему не наступает день.

Который час? Я невольно сунул руку в карман и вдруг вспомнил, что мои часы отобраны «чертями». Я совсем оправился, и безумная злость на этих бродяг вдруг вспыхнула в моем сердце. Как! Ограбить и чуть не убить меня? Меня! Грозу всех воров и разбойников!.. Меня — такого сильного, здорового и способного сыщика, которого так отличает начальство! Постойте же!

Прежде всего, я решил молчать об этом происшествии, а затем принять все меры к поимке этих негодяев.

Легко понять, что приехал я на свою городскую квартиру в самом отвратительном настроении. Обругал ни с того ни с сего вестового, промешкавшего, отворяя дверь, и, не ложась в постель, до семи часов утра проходил по кабинету, обдумывая план поимки грабителей. О ночном происшествии, как и впредь, я решил не сообщать ни моему на­чальнику, у которого по обыкновению был утром с докладом, ни моим подчиненным. Благодарить Бога и судьбу за спасение от смерти, к стыду своему должен признаться, мне и в го­лову не приходило. Оправданием в этом случае могут служить, с одной стороны, молодость (мне было тогда всего 27 лет), а с другой — самолюбие и задетая репутация опытного и находчивого сыщика.

Весь следующий день показался мне бесконечно длинным. Когда стало смеркаться, я отдал распоряжение о наряде двенадцати полицейских чинов, переодетых в партикулярное платье, в ночной обход.

У Новосильцевской церкви я разделил моих лю­дей на четыре группы и определил каждой район ее действий. Предписано было осмотреть в Лесном, в первом, во втором и третьем Парголове все постоялые дворы, харчевни и разные притоны, подвергнув аресту бродяг и вообще всех подозрительных с виду людей.

Результаты облавы были ничтожны. Арестованные трое бродяг оказались мелкими воришками, ничего не имеющими общего с шайкой грабителей.

Голодный и промокший насквозь (всю ночь шел мелкий дождь), я еле-еле добрел до дома и после пережитых волнений и двух бессонных ночей заснул как убитый.

Эта первая неудача, однако, не разочаровала меня.

На другое утро я направил во второе и третье Парголово трех смышленых полицейских чинов, поручив им разведать от местных крестьян о подозрительных лицах, имеющихся в этом районе. На всякий случай я сообщил, в общих чертах, приметы ограбивших меня разбойников, не дав, конечно, понять, что жертвой их нападения был я сам.