— Итак, товарищ лейтенант, отложите в сторону ваши бумажки и расскажите подробно еще раз все, что случилось 24 мая в расположении вашей части, только факты и больше ничего, — скомандовал майор. Он кинул извиняющий взгляд на начальника госпиталя и сказал:
— Лев Михайлович, могу я попросить вас оставить нас одних.
Леонов нахмурился, посмотрел на фотографию под стеклом, как на спасательный круг и, набравшись бодрости от лицезрения бывшего приятеля, министра обороны маршала Гречко, раздраженно произнес:
— Товарищ майор, скажу откровенно, вы меня достали конкретно. Второй месяц мурыжите госпиталь, персонал при виде вас во все стороны разбегается. Ну, бредил парень, говорил на каком-то языке, так вы из этого целую шпионскую эпопею раздули. Короче, я вас покидаю на час, и делаю это в последний раз. Кстати, могу вас обрадовать, парнишка сегодня пришел в себя. Думаю, еще несколько дней и можно будет его опрашивать. Лечащий врач сегодня определится точнее.
Тут полковник ухмыльнулся и добавил:
— Уверен, что пострадавший доступно объяснит вам свое знание финского, или еще какого там языка и вы, наконец, успокоитесь и займетесь более важными проблемами, чем бредовые высказывания больного, получившего тяжелую черепно-мозговую травму.
Когда я очнулся во второй раз, повязка на лице, к счастью, уже отсутствовала. Поэтому можно было без труда определить, что лежу в одноместной больничной палате и на настоящий момент, кроме меня никого в ней не наблюдается.
Осторожно повернувшись на бок, с удивлением обнаружил, что моя исхудавшая, бледная, леваярука покрыта следами множественных инъекций. Правая рука оказалась точно в таком же состоянии. А стойка капельницы стоявшая рядом с кроватью, объясняла ситуацию.
— Интересно, сколько времени я здесь нахожусь? Уж точно не день и не два. Все вены распахали медсестры, тренировались на мне что ли? — подумал я. Интуиция подсказывала, что времени с момента аварии прошло немало.
— Хорошо, хоть не видел этого издевательства над собой, уколы кривыми и тупыми иголки, и манипуляции прочим инструментарием этого времени, — подумал я.
Попытавшись сесть, со стоном откинулся назад на подушку.
— Перелом нескольких ребер справа, как минимум, основное — черепно-мозговая травма, по мелочи ушибленные раны головы и так далее, — гласил поставленный сам себе диагноз.
Оглядывая палату, обнаружил, что над раковиной на стене висело небольшое зеркальце и мне сразу захотелось глянуть, как я выгляжу после аварии.
Вторая попытка подняться оказалась более успешной. Правый бок чувствительно кольнуло, но я уже знал чего ожидать, поэтому, не обращая внимания на боль, осторожно встал и поковылял к умывальнику.
— Блин! Ну и рожа! — подумал я, увидев свое отражение. Неровный бугристый шрам начинался под правым глазом доходил до верхней губы и слегка подтягивал её вверх, так, что в неплотно закрытом рту просматривались кончики зубов. Нос был деформирован и свернут влево.
— Вылитый Бельмондо, — резюмировал я, разглядывая свое лицо. — Женщины будут штабелями падать к моим ногам. Даа, пожалуй, поездку к Людмиле придется отложить. С такой рожей у неё делать нечего.
Когда я добрался до кровати, дверь палаты открылась, и ко мне зашел врач, круглолицый, полный мужчина лет тридцати.
Он недовольно нахмурился, увидев, что я стою около своей койки.
— Больной, что вы себе позволяете? У вас постельный режим, понимаешь!
В дверном проеме за ним я увидел сидевшего на стуле, напротив двери, молодого военнослужащего в накинутом халате, тот с любопытством таращился на меня.
— Интересное кино, — подумал я. — Неужели он меня охраняет? С каких это щей?
Вслух же я сообщил, что очень хотелось помочиться, и, не обнаружив утки, сделал это дело прямо в раковину.
Врач на это признание слегка поморщился, но нотаций читать не стал, подождал, пока я улягусь в кровать, после чего начал опрос для истории болезни. И вот тут я попал по полной программе. Сыпался на простейших вопросах, не помнил большую часть своих командиров и сослуживцев. Что уж говорить о членах Политбюро и правительства. Кроме Брежнева назвал всего две, или три фамилии. К моему удивлению, врач понимающе кивал головой.
— Частичная амнезия вполне вероятна после такой травмы, — пояснил он, после того как закончил со сбором анамнеза, прослушал мои легкие и проверил рефлексы. — Ну, что, герой, надо сказать, отделался ты довольно легко. Твои попутчики оказались не такими удачливыми. Один погиб, а второму пришлось ампутировать правую ногу. А вот лейтенанту и водителю повезло, бодры и веселы, как огурцы, даже царапин на них не нашлось, — Подвел военный эскулап общий итог осмотра.
— Вы, доктор, как я погляжу, неплохой психолог, умеете поднять настроение, — хмыкнул я.
— А то! — гордо ответил тот. — Я такой.
Воспользовавшись паузой, я спросил:
— Доктор, вы, когда меня на выписку планируете?