Шеф-повар Александр Красовский 2

Оказалось, что его отцу давно мечтавшему уехать к сыну в Швецию, надоели отмазки властей, не дававшим ему выездной визы. Поэтому он решил в этом году попросту бежать в Финляндию на глиссере, который второй год делает у себя в гараже. Единственно, что его держит, это желание хотя бы немного заработать, чтобы не сидеть у сына на шее. Поэтому он сразу согласился увезти с собой девушку, особенно, когда узнал, что она не русская, а вепка.

Так, что теперь от меня, кроме оплаты, требуется одно, сообщить жене, чтобы она кинула всё, родных, квартиру, работу, забрала наличные деньги и документы и уехала в Эстонию незнакомым людям. А там делать все, что они скажут. Ну, вот скажите, какая благоразумная женщина на этакое согласится?

Пришла пора мне чесать затылок. Как передать Люде письмо я представлял. Мой сосед по Йоэнсуу Мартин Нюлунд должен был уехать в Петрозаводск через несколько дней, и письмо для жены уже было написано. Оставалось его только привезти Мартину. Но теперь придется его переписывать. И я чувствовал, что это будет сложно. Четыре месяца мы с Людой не имели возможности общаться, и я не представлял, как она отреагирует на мое послание.

В общем, с Адольфом мы договорились так, я авансом плачу ему пять тысяч баксов, не дожидаясь возвращения Нюлунда из Советского Союза. В письме я должен указать срок, до которого её будут ждать, и адрес по которому она должна приехать. По этому адресу в соседнем поселке живет женщина, сдающая комнаты отдыхающим, поэтому Янис сможет быстро выяснить, имеется ли Людой наблюдение или нет. Если все в порядке, то он везет её к себе домой, и в ночь они быстренько покидают родные берега.

Если же жена не решится на такую авантюру, то Петерс аванс мне не возвращает.

Ну, ради любимой женщины, денег не жалко, поэтому я спокойно выложил пять тысяч баксов на стол. Если все пойдет, как я распланировал, к концу года, такие расходы будут для меня не такими уж обременительными.

Утром второго июля Люда Красовская стояла на перроне автовокзала и усердно махала рукой своей маме, уезжающей в Вытегру.

Как у дочери, так и у мамы по лицу катились горючие слезы. Но если у мамы это были действительно слезы расставания с любимой и единственной дочкой, то у Люды это были слезы облегчения.

За те две недели, что Галина Михайловна гостила у нее, она жутко достала своими нравоучениями. Мать не понимала, что дочери уже двадцать шестой год, она давно самостоятельная женщина, привыкшая жить своим умом и в назойливых советчиках не нуждающаяся. Дождавшись, когда автобус скроется из вида, Люда вытерла слезы и отправилась на работу. Увы, она снова работала медсестрой в хирургическом кабинете поликлиники. Нет, её никто не увольнял из бухгалтерии Минздрава, где она работала бухгалтером. Но после того как сотрудники узнали, что её муж сбежал в капстрану, вокруг девушки возник настоящий вакуум. И на первом же комсомольском собрании появился вопрос о пребывании Красовской Людмилы Николаевны в рядах комсомольской организации.

– Людка, не будь дурой, – внушала ей комсорг в беседе один на один. – Во-первых, скажи, что ты не подозревала о гнилой сущности мужа, а во-вторых, ты должна публично заявить, что презираешь предателя и подаешь заявление в ЗАГС о разводе. Тогда, вполне возможно, мы дадим тебе испытательный срок, и не будет исключать из комсомола, понятно?

– Понятно, – вздохнула Люда. – Пошла ты Надюша подальше со своими предложениями. Я не собираюсь разводиться с Сашей, и не буду говорить о нем ничего плохого, я его люблю и никогда не брошу, понятно тебе?

– Ах! Вот ты как заговорила! Оказывается ты ничем не лучше своего муженька, сбежавшего за рубеж. Небось, все пальцы искусала, что он тебя с собой не забрал. Спишь и видишь, что он тебя к себе пригласит. Так, вот он уже о тебе забыл давно, ему там не до жены, он в нищете по подворотням скитается, никому не нужный. А тебя мы на собрании из комсомола теперь точно исключим, нам такие перевертыши не нужны.

На собрание Люда не пошла, и там её единогласно исключили из членов ВЛКСМ.

После этого Люда подала заявление на увольнение. Уволили её без отработки, и на следующий день она отправилась в поликлинику. А там её встретили с распростертыми объятьями, работать было некому, поэтому даже исключенная из комсомола девушка была принята на работу в пять секунд.

Потянулись долгие однообразные дни, работа, дом, дом работа. Иногда они прерывались визитами родственников, а Пашка Красовский приходил почти каждую неделю, и всякий раз интересовался.

– Люда, от Сашки ничего не было?

– И услышав стандартный ответ – ничего, печально качал головой и говорил.

– И нам ничего не было.