Шебаршин. Воспоминания соратников

Министр не тратил времени на любезности и общие фразы. Равнодушно приняв привет от Крючкова, он без обиняков перешел к делу. Мильке даже не упомянул те положительные тенденции в мире, о которых мы с Гроссманом говорили утром. Перемежая немецкий язык русскими фразами, напористо и резко министр рассказывал о нажиме, который оказывает ФРГ на ГДР, о непрерывной изматывающей пропагандистской войне Запада против республики. Он мимоходом упомянул о провозглашенном на недавнем пленуме ЦК СЕПГ курсе на «преемственность и обновление», но, вопреки принятому обычаю, подробно разъяснять партийные решения и выражать при этом оптимизм не стал, продолжал говорить о грозящих ГДР опасностях, активизации оппозиционных и эмиграционных настроений, негативной роли евангелической церкви.

Мильке говорил быстро, все более и более возбуждаясь, выкрикивая отдельные фразы, совершенно не интересуясь реакцией собеседника и не давая ему вставить ни слова. Поскольку речь шла о восточногерманских делах, сказать мне было нечего, но манера Мильке вызывала невольное желание каким-то образом ему поперечить и дать понять, что он имеет дело не со своим подчиненным. Его же подчиненные, мои немецкие коллеги, сидели притихшие, подавленные боссом.

Министр перешел без паузы к тому, что беспокоило его больше всего. Оппозиция выступает с требованиями преобразований по примеру советской перестройки. Немецким товарищам трудно понять, что происходит в СССР. Если дело пойдет таким образом и дальше, то будет поставлена под угрозу судьба мирового социализма и, разумеется, в первую очередь судьба социалистического германского государства. Министр предвидел, что КПСС может утратить контроль над процессами, и спрашивал, понимают ли это советские руководители. «Это, естественно, ваши внутренние дела, вы можете разбираться в них сами, вы сможете выжить. Но если в СССР рухнет социалистический строй, то рухнет и ГДР. Нас всех и наших детей повесят, не пощадят никого!» (Мильке ошибся совсем немного. ГДР не существует, бывшие руководители КПСС выжили и питают надежды на светлое политическое будущее. Самого же Мильке не повесили, но посадили в тюрьму).

Монолог министра превращался в инвективу, я каким-то образом оказывался персонифицированным воплощением кремлевского недомыслия, на чью голову обрушивались громы и молнии.

Я перебил Мильке: «Уважаемый товарищ министр! У меня создается впечатление, что вы считаете ответственным за все происходящее лично меня. Уверяю вас, это не совсем так!». Министр на секунду замолчал. Мне удалось заметить, что в Советском Союзе озабочены судьбами социализма и не намерены допускать его крушения. (Я верил своим руководителям и говорил искренне, так что ложь была невольной).

Министр несколько успокоился, и монолог возобновился. В начале года в одной из московских газет появился сенсационный материал о том, что Сталин был агентом царской охранки. Газета публиковала фотографию какого-то якобы найденного в архивах документа. Мильке возмутило не только обвинение в адрес бывшего советского вождя. Его до крайности обеспокоило то, что начинают раскрываться советские архивы. (Фальшивка действительно была выкопана в каком-то архивном хранилище.) «Вы сами не понимаете, какую самоубийственную глупость можете сделать, раскрывая архивы. Вы подрываете доверие к себе, ни один здравомыслящий человек не захочет с вами связываться. Нельзя легкомысленно ворошить секреты прошлого!». Я не мог не согласиться с министром и убеждаюсь в правоте его слов и сейчас, государственные архивы — это пороховой погреб. Взрываясь, они унесут репутации и жизни не только виноватых, но правых и невинных.

Многое из того, что говорил министр, было справедливым. Однако настораживало, что ни сам Мильке, ни, судя по всему, Хонеккер и другие члены политбюро не пытались проникнуть в суть происходивших в ГДР процессов — экономического застоя, социальной неудовлетворенности, роста оппозиционных настроений. Курс на «преемственность и обновление» явно грешил в сторону преемственности. Берлин видел только внешние факторы наступление Запада и ослабление советской опоры. Состарившиеся политики из СЕПГ не понимали изменений, происходящих в их собственной стране и мире.

По возвращении в Москву я подробно изложил содержание беседы с Мильке в официальной записке, направленной лично М. Горбачеву. Мне неизвестно, прочитал ли Генеральный секретарь ЦК КПСС этот документ и десятки подобных докладов, которые должны были по меньшей мере показывать партийно-государственной верхушке СССР, что дела в социалистическом содружестве принимают печальный оборот.

Делегация пробыла в ГДР еще три дня. Любезные хозяева показали нам здания министерства государственной безопасности, свозили в Дрезден. В Шаушпильхаусе мы слушали Моцарта. Играл Берлинский симфонический оркестр, пел находившийся на гастролях хор из Литвы и дирижировал Курт Мазур. Даже только ради этого стоило побывать в Берлине.