– А три дни назад едва не сгиб я, – улыбаясь, будто о бражном пире, рассказывал Власич, чуть завалясь в седле в Янкову сторону. – Вышел я с заставой вдоль Днепра, вниз по течению. И надумал сам осмотреть поле окрест, чтоб не нагрянули поганые со спины. Въехал на крутую лесистую гриву – да вон она, – обернулся Власич и указал в сторону холмистого берега Днепра. – На коне сижу, по сторонам посматриваю, птиц наслушаться поутру не могу – стосковался по птицам, в Киеве сидя. Казалось мне тогда, что вышел бы мне навстречу из дебрей вепрь, я и его поцеловал бы в грязное рыло. И дождался, только не вепря, а лешего. Давануло что-то шею, да так, что я товарищам даже крикнуть «Прощайте!» не успел! Легче ласточки из седла выпорхнул, а на землю шлепнулся, будто колода дубовая. И решил я, что это леший балует. Стал молитву шептать от нечистого, а сам все же нож на поясе шарю: пока-то бог неба увидит меня под лохматым лешим, да еще в лесу! А леший знай меня мнет, руки перехватывает да за спину крутит. Уперся я, не поддаюсь. Вижу, что моей силы не меньше, чем у него. И не поддался бы, да к нему на помощь другие лешаки сбежались, визжат по-своему, топочут рядом. Сорвали шелом и чем-то, должно дубьем, по голове ахнули. Тут из меня и дух вылетел вместе с огненными искрами из глаз! Будто на звездное небо средь темной ночи взглянул.
Власич весело хохотнул, а потом руку вскинул к шелому, словно через железо хотел проверить, цела ли все-таки голова? И досказал свою быль:
– Когда очнулся, с того света возвратясь, вижу: стоят надо мною мои витязи и в лицо мне из шеломов воду плещут, да так ретиво, что едва не утопили. А на траве побитые находники лежат, головами в одну кучу.
Рядом дружинники улыбались, вспоминая, как это было, шутками про своего младшего воеводу перекликались.
И вдруг Власич сказал, видя сумрачное лицо своего спутника:
– Да, брат Янко, только чудо может спасти Белгород. Северные рати скорее чем за два десятка дней под Киев не подступятся.
– К тому времени Белгорода уже не станет. Корма вряд ли на седьмицу дней осталось. Страшно думать даже, что с нами станется потом! Дружинники с воеводой на печенежские копья кинутся, а дети?
Янко невольно поторопил вороного. Захотелось быстрее встать рядом с воеводой Радком, отцом Михайлой да с товарищами заедино. За Янком и Власич прибавил ходу своему коню. Ехали так долго в молчании, вдруг крик раздался за спиной:
– Власич! Дозорный знак подает слева!
Янко встрепенулся, глянул на юг, а там дружинник коня гнал галопом. Сказал, приблизившись:
– Печенеги видны, Власич. Там, возле мертвого дуба, у Сухой балки. Десятков до шести. Могут выйти нам в спину.
Власич повернулся к Янку. Тот огляделся – до Ирпень-реки было уже недалеко, суходол рядом.
– Мы почти у места, Власич. Дале я пойду пеши. Сбереги коня, друже. Если счастливо кончится осада, разыщу тебя в Киеве. А будет, ты придешь в Белгород с дружиной, тогда спроси двор кузнеца Михайлы.
Власич принял повод вороного.
– Сделаю, как просишь, Янко. Кланяйся белгородцам земно. Упаси бог вас от лиха, а боле того от полона. То хуже смерти для русича.
Янко спрыгнул с крутого склона суходола и побежал по высокой и пыльной заросли лебеды и чертополоха. Бежал, а сам чутко слушал: не застучат ли над головой копыта чужих коней, не раздастся ли там, слева, гортанный крик степняка, увидевшего добычу?
– Ирпень, – устало проговорил он, наконец-то увидев, как край неширокого суходола раздвинулся в стороны, блеснула поверхность реки. Только тут Янко поверил в удачу: не приметили его печенеги! – и грудью упал на прохладную траву, чтобы отдышаться и дать телу остыть после долгого бега.
Лежал недолго. День уже близился к обеду, а идти до Белгорода, хоронясь от находников, ох как далеко! Осторожно встал и вслушался в сотканную из птичьего гомона жизнь леса по берегам реки, потом пошел в воду. Закинув печенежский щит за спину, Янко вошел в реку и поплыл. Течение почти не чувствовалось, но меч и щит тянули вниз, и Янку пришлось грести в полную силу. Хотелось скорее выйти на берег, страшно быть замеченным вот так, посреди реки. Но вот ноги коснулись земли и погрузились в илистое дно, откуда поднялась темно-серыми клубами муть и шла в воде следом за человеком шаг в шаг.
С радостью ступил на твердый грунт. Вот и густая осока осталась за спиной, впереди чуть шевелили листьями кусты волчьей ягоды, шиповника, а там, за молодняком, стоял темный, полный шумной и радостной жизни лес, спасение одинокого русича перед лицом степи.
– А-а-ах! – ударил вдруг в уши резкий крик за спиной. Воинская выучка спасла Янка! В доли секунды успел он упасть на колени и руку со щитом вскинуть. И тут же почувствовал резкий толчок в щит.
– Поторопился, степняк! – закричал зачем-то Янко. – Поторопился вместо меня издать крик смерти!