Шум настолько силён, что, кажется, будто его нет, оглушающая волна, растягивающая мой рот в крике, когда взрыв сбивает меня с ног. Моё тело окутывает огнем, окатывает шрапнелью, и я ударяюсь о землю. Тьма забирает с собой боль.
— Капитан? Капитан Темель?
Я открываю глаза и вижу Кофи. Он жестами показывает не двигаться. Я смотрю на свой живот и вижу, что прибит к земле зазубренным металлическим штырем.
— Дело сделано? — я чувствую, как из моего рта бежит кровь, пока я говорю.
— Да, артиллерия уничтожена, — лицо Кофи выражает беспокойство.
— Ненавижу ре-ювенатный саркофаг, — с ухмылкой говорю я, — передай мне дальний комм.
Кофи зовет Эшироса. Он хромает, а его левая рука представляет собой кровавый ошметок.
— Капитан, — с гримасой говорит Эширос.
— Похоже, что даже ты не вышел из этого боя не пострадавшим. Благословение Императора было где-то в другом месте.
Его выражение лица расслабляется.
— Похоже, он был занят тобой, — кладет он на землю рядом со мной комм-блок и передает микрофон.
Я наживаю кнопку, и место статики занимает тишина.
— Магистр Сет.
Проходит мгновение. И ещё одно. Я слушаю потрескивание статики в ожидании ответа.
— Ма…
— Капитан Темель.
Вживую, голос Сета похож на рёв цепного меча. Искаженный воксом, он больше напоминает громовые раскаты гневного бога. Я улыбаюсь, радуясь тому, что я сражаюсь за него, а не против.
— Это Темель. Миссия выполнена.
Статика меняет тон, и, кажется, что Сет собирается ответить. Я молчу, но ответа нет.
— Мы уничтожили вражеские артиллерийские позиции, — продолжаю я, — вы можете начать движение и вступить в бой с основными силами врага.
— Мы не придем, — слова Сета бьют, подобно молоту. Я чувствую их острее, чем рану в животе, — Ваал в опасности, мы уже поднимаемся на орбиту, — продолжает Сет.
— Я понимаю, — мой голос твердеет, когда я думаю о долге и чести. Если это мои последние слова к ордену, пусть они будут сильными и целенаправленными, — Да пребудет с тобой Кровь, повелитель.
— Сангвиний сохрани тебя, Темель.
— Габриэль… — с колебанием начинаю я, стараясь отделить свои чувства от того, что необходимо было сказать, — наше братство выковано в самопожертвовании. Мы несем бремя смерти нашего отца, как шрам на наших душах. Его самопожертвование лежит в самой основе нашего естества. Не позволяй своим действиям давить на тебя, не позволяй им определять, кто ты есть.
Соединение обрывается.
Я передаю устройство Кофи и жду мгновение, ощущая прилив адреналина, наполовину состоящий из злобы, наполовину из горечи.
Кулак сержанта сжимается на микрофоне, его костяшки белеют, когда я передаю сообщение Сета.
— Просто вот так, — рычит Кофи.
— От этого страдает Сет, а не мы.
Эширос вопросительно смотрит на меня.
— Это его ноша, мы будем слишком мертвыми, чтобы переживать, — я делаю паузу, наблюдая, как в уголках их глаз проблескивает осознание, — или вы пришли сюда не для того, чтобы убивать и умереть во имя Императора и Сангвиния?
— Нам нужно идти, скоро здесь будут вражеские подкрепления, — Эширос уже готовит роту, чтобы собираться и продолжить движение.
Я киваю.
— Сделайте для этого мира всё возможное.
— Капитан… — лицо Кофи искажается, он не хочет этого слышать.
— Моё время вышло. Идите.
Кофи собирается отвернуться от меня, но я хватаю его за руку и указываю на нож. Он без вопросов передает его мне.
Я беру нож и засовываю его в кучу дымящихся осколков, пока лезвие не раскаляется докрасна. Я открываю рот и одной рукой хватаю язык, а другой подношу к нему клинок.
— Пусть Кровь даст тебе сил, — Кофи делает мне честь, не отворачиваясь от того, как я, молча и со спокойным лицом, отрезаю себе язык.
Мои губы покрыты кровью, и я бросаю кусок мяса Кофи. Он с легкостью ловит его в воздухе и подвешивает на шею вместе с остальными.
— Возьми, — Эширос даёт мне тяжелый болтер, — убивай, пока не умрешь, — говорит он, цитируя одну из любимых аксиом капеллана Апполлуса.
Эширос улыбается и уходит. Кофи остается на мгновение, ища слова, которые он никогда не найдет, перед тем как ускользнуть в ночь.
Я жду, одинокий дозорный во тьме. Я слушаю, как приближаются возня людей и грохот гусениц. Запах крови наполняет мои ноздри и ускоряет биение сердец. Мои мысли поглощены смертью, которая скоро заберет меня, и смертью, которую я принесу врагам.
Я — возмездие, я — ярость, я — гнев. Слова, который я произносил тысячу раз, всплывают в моем сознании, подобно поднимающейся буре. Моё лицо искажается в гримасе. Я передергиваю затвор тяжелого болтера и открываю огонь.
Черный «Громовой ястреб» был практически незаметен на фоне темного скалобетона литейного цеха. Он не поднимался в воздух с самого первого приземления на Неккарис, между двумя огромными трубами здания.