Щит Найнавы

В гостиницу он пришел уже под утро. Хозяин спал, и дверь Книжнику открыл ночной слуга. Книжник дал ему монету и поднялся к себе в комнату. Закрыв дверь, развернул сверток, который забрал у Сакаши.

Три предмета были Книжнику хорошо знакомы – костяная резная брошь с руной внутри, шестиугольный янтарный амулет в оправе и серебряный пояс из фигурных покрытых письменами блях. А четвертый предмет не имел никакой магической ауры. Обычный золотой медальон на цепочке. Книжник нажал на крышку медальона – она откинулась, из медальона выпала мягкая светлая прядка детских волос. Книжник наклонился, осторожно поднял прядку, вложил в медальон и защелкнул крышку. Он нашел то, что искал. Впору благословлять трусость и жадность Сакаши – подлец не решился продать свою мародерскую добычу, не захотел рисковать, а может, почувствовал магическую силу предметов и пытался сам ее использовать. Продай он реликвии, найти их было бы куда сложнее. Теперь надо придумать способ вернуть эти вещи хозяйке.

И после этого надеяться, что они помогут ей освободиться от Покрова Тени.

***

За окнами роскошно обставленной спальни резиденции наместника начало сереть. Мирчел повернула голову и посмотрела на Ирмаса. Наместник крепко спал, время от времени слегка похрапывая. Сейчас отважный вожак "Ястребов Дреммерхэвена", гроза дома Айоши и прославленный по всему Хеаладу лучник казался Мирчел совсем юным и беспомощным. Сразу вспомнилась санджийская пословица: "Во сне даже лев-людоед напоминает домашнюю кошку".

Мирчел сбросила с себя одеяло, подошла к столику в углу комнаты и налила себе воды – ее мучила похмельная жажда. Пирушка в резиденции Ирмаса закончилась за полночь, да и то потому, что наместнику захотелось любви. Остаток ночи Мирчел провела в его спальне – так уже не раз бывало прежде. В Дреммерхэвене каждый знает, что Мирчел Ледяная Кровь не только десница грозного Ирмаса Удэна, но и его любовница. Правда, сегодня они спали вдвоем – вопреки обыкновению Ирмас не уложил в постель с собой и Мирчел еще одну женщину. Из тех шлюх, что были сегодня на наемничьей пирушке, ни одна им с Мирчел не приглянулась.

Мирчел жадно выпила воду, налила второй кубок и вернулась к постели. Мимоходом глянула на себя в зеркало, удовлетворенно хмыкнула – не зря приближенные к Ирмасу барды зовут ее Стальным Цветком. Кто в Дреммерхэвене может с ней сравниться красотой? В этом мерцающем свете хрустальных светльников она кажется особенно таинственной и прекрасной. Мирчел протянула руку с кубком к зеркалу, свободную руку запустила в свою роскошную светлую гриву, изогнулась в талии, приняв самую соблазнительную позу. Хороша. Даже очень хороша. Отражение в зеркале лучезарно улыбнулось Мирчел, словно говоря – что может быть приятнее для женщины, чем осознание своей красоты?

– Любуешься на себя?

Она вздрогнула и пролила воду из кубка. Ирмас лежал на боку и, подперев голову рукой, наблюдал за ней.

– Ты прелестна, – сказал наместник. – Однажды я брошу этот поганый городишко и переберусь в Селтонию. Благословенна земля, рождающая таких красивых женщин.

– Ты никогда не бросишь Дреммерхэвен, – Мирчел подошла к кровати и легла рядом с Ирмасом. – И знаешь почему? Власть для тебя значит больше, чем любовь. Ты же просто упиваешься ею.

– А ты нет? Твои отвага и решительность сделали тебя знаменитой. Тебя боятся и почитают по всему острову.

– И ненавидят. Называют Кровавой Девой и Упырицей. Я хочу вина.

Ирмас позвонил в колокольчик. Появившийся слуга молча выслушал приказ наместника и удалился, стараясь не поднимать глаз на обнаженную женщину, лежавшую рядом с хозяином.

– Рассвет хорошее время для любви, – сказал наместник, опрокинув Мирчел на спину и наклонившись над ней. – Придумаем новую игру?

– Почему ты послал меня в тот монастырь?

– Гойлон, Гойлон! – Ирмас вздохнул. – Я сожгу этот проклятый рассадник суеверий вместе со всем укрывшимся там сбродом. А эту старую ворону Беренику прибью к дереву гвоздями. Мне начинает действовать на нервы то, что ты постоянно о них говоришь.

– Прости, милый. Но ты же не хотел, чтобы я там все разорила?

– Нет, не хотел. А теперь хочу. Пошлю туда Клоча. Пусть сожжет там все дотла.

– Прошу тебя, не надо.

– Ах, теперь ты просишь за этих гусынь в белом? – Ирмас наклонился к груди Мирчел, поймал губами ее выпуклый розовый сосок, потом лизнул ее щеку. – Заставь меня помиловать их. Пусть я растаю в твоих объятьях.

– Постой, Ирмас. Я хочу тебе сказать… Там, в монастыре мне вдруг стало очень страшно.

– Тебе? Страшно? Не смеши меня, Мири. Если бы я не знал тебя больше полугода, я бы может и купился на твои слова. Ты не знаешь, что такое страх.

– Милый, расскажи, как я попала в Дреммерхэвен.

– Зачем? Ты никогда меня об этом не спрашивала.

– Я хотела, но боялась воспоминаний. А сейчас я очень хочу вспомнить.

– Ты была ранена. Очень тяжело. Тебя нашли мои люди около Нараино. Прямо на дороге. Сначала они подумали, что ты из людей Айоши, просто решили тебя обобрать и бросить на съедение воронам. Сняли с тебя доспехи и увидели татуировку на твоем плече…

– А что моя татуировка?