Щит героя

И стрелковая подготовка его расхвалена, да и как не расхвалить, когда он сбил одиннадцать самолетов противника лично и шесть в группе... Но не только пятерки в его характеристиках.

Уверен, записано: "Имели случаи проявления недисциплинированности, нетактичного поведения со старшими, самоуправства..." Расшифрованы или не расшифрованы эти нелестные "отдельные случаи", сказать затрудняюсь, но пояснить могу.

Петелин зашел в штабную землянку после четвертого боевого вылета, выполненного в тот день, увидел - сидит на нарах младший сержант Галя Кожевникова, оружейница, шмыгает носом и отворачивается, стараясь скрыть слезы. Галя прибыла в часть за неделю до этого и была назначена оружейницей в звено управления полка. Совсем еще девчушка, хорошенькая, застенчивая, она приглянулась многим. Ничего более существенного сказать о ней Петелин пока не мог. Спросил:

- Ты чего, "щелчок"?

- Так.

- Обидели?

- Пристает...

- Кто?

- Старый этот, лысый... подполковник...

- Ясно. Не плачь. Больше не будет, беру на себя.

Петелин разыскал начальника связи, отозвал за капонир и сказал несколько слов. Каких именно слов, история не сохранила, но механики хорошо запомнили, как выскочил из-за капонира начальник связи - красный и весь в поту, а некоторые, самые дальнозоркие, клянутся, что и с подсвеченным глазом. Кажется, он пожаловался начальнику штаба и грозился написать рапорт, но тот отговорил связиста:

- О тебе ведь, а не о Петелине слава по всей дивизии пойдет, ну скажи, на черта тебе такая честь? Тоже мне Дон-Жуан...

Когда я потом спросил у Петелина, знал ли он тогда или хотя бы надеялся, что со временем Галина Кожевникова сделается Галиной Михайловной Петелиной, матерью Ирины и Игоря, Пепе искренне удивился и фыркнул:

- Да что я, хиромант какой-нибудь? Откуда я мог это знать?

Старшина эскадрильи доложил Петелину, оставшемуся за комэска, что личный состав подразделения завтракал без сладкого чая, так как "какой-то гад смахнул тарелку с сахаром, выставленную на раздаче".

Петелин пропустил все неуставные слова мимо ушей и очень разволновался:

- Выходит, свой взял? Говоришь, в столовой никого из другой эскадрильи не было? Свой! На кого думаешь, старшина?

- Не могу знать.

- Почему не можешь? Обязан, не имеешь права не знать!

И приказал выстроить эскадрилью. Речь исполнявшего обязанности комэска Петелина передать печатно невозможно, но это было еще не худшее. Почему он ринулся вдруг к сержанту Кремневу и приказал тому вывернуть карманы, никто не понял, но все услышали:

- Не буду я карманы выворачивать, не имеете права... - Это сказал Кремнев.

- Не будешь? Будешь! - И, прежде чем сержант успел ответить, полоснул отточенным как бритва парашютным ножом по одному карману, по другому, по третьему. - У своих!.. Разменялся на тарелку сахара... Ступай в спецчасть и доложи, кто ты есть. Все свободны...

И опять мудрый начальник штаба уговаривал на этот раз Петелина:

- Ну а если бы ты ошибся, если бы не посыпался из этой свиньи сахар, ты понимаешь, чем такое чепе для тебя обернулось бы? На подчиненного с ножом...

- Посмотрели б вы, как у него глаза суетились, так не засомневались бы...

- Чего ты хочешь? Судить Кремнева? Позор на весь полк принять? Воровство ведь. Подумай, какая по армии слава разнесется?..

Кремнев отсидел на гауптвахте и вернулся в эскадрилью. Петелин вызвал его и сказал:

- Простил тебя начальник штаба, не я. Понятно? Еще украдешь хоть коробок спичек, пристрелю.

С перепугу или по каким-то более тонким соображениям Кремнев незамедлительно доложил начальнику особого отдела об угрозе капитана Петелина. И только из снисхождения к его боевым заслугам Пепе наказали сравнительно легко - задержали присвоение очередного воинского звания и записали в характеристику: "Имели случаи самоуправства и превышения власти".

Но для чего вспоминать об этом теперь, когда Пепе нет, когда приукрашенный его портрет висит в летной комнате Испытательного центра, когда мемуаристы-авиаторы, верные древнему закону - о мертвых только хорошее или ничего - вспоминают бои, победы, вынужденные посадки Петра Максимовича Петелина, его завидное неизменное хладнокровие, выдержку, железное самообладание?..

Мне идти к Игорю, и не могу я нести с собой голубовато-розовый портрет его отца. Если мальчишка и не учует подделки, скажем, по молодости лет и неопытности, то петелинская кровь, что течет в нем, должна взбунтоваться. И потом: то, что можно простить мемуаристам, старающимся возвысить своих героев, заставить их сиять в веках, мне непростительно - я ведь его ведомый, а дело ведомого сохранить командира живым и невредимым. Невредимым!

В ШКОЛЕ И ДОМА