Щенки и псы Войны

Колосков понуро стоял у окна. Комната Академика ничем особым не отличалась от подобных мальчишеских комнат. Только большим обилием книг, которыми был забит стеллаж и полки над столом. Те же яркие плакаты популярных рок-групп на стене, магнитофон, усилитель, громоздкие колонки, полка с кассетами, на стене видавшая виды гитара с наклейками на деке. На письменном столе под оргстеклом цветной портрет Пола Маккартни, школьные фотографии, среди которых фото светленькой девушки, похоже, которую Колосков видел только что плачущую в коридоре.

Прибежала Лариса со шприцами и лекарством. Симпатичная молодая женщина лет тридцати с короткой стрижкой. Оставив мать Эдика с медсестрой, все вышли из комнаты. Раздавались всхлипы и вздохи, сидящих в печали женщин, говорили полушопотом, старались не шуметь.

— Отпевание начнется в десять. С шофером катафалка уже договорились. Подъедет точно к девяти.

— Катя, а как со столовой?

— Столовую заказали. Не волнуйся. Автобусы будут. Николай Васильевич со всеми уже договорился.

— А веточки сосновые?

— Ребята, Эдичкины друзья, обещали нарезать…

Игорь, вспомнив о цели своего визита, извлек из кармана поляроидную фотокарточку и пристроил рядом со свечой и портретом погибшего парнишки.

Через полчаса он, ссутулившись, одиноко сидел в сквере на обледенелой скамейке и пил «из горла» водку.

Квазимодо

Мы будем твердо следовать истинному смыслу

воинского пути, чтобы наши чувства все время

были наготове.

Одна из заповедей школы Кекусинкай

Этим прозвищем его окрестили боевые товарищи в январе 1995-го в Грозном. Кто его первым так назвал одному богу известно, никто этого из них сейчас не помнит. Случилось это во время штурма одной из пятиэтажек, в которой засели отчаянно обороняющиеся дудаевцы. Выбили боевиков из трех подъездов, остался последний. По верхним этажам долбила стоящая у соседнего закопченного от пожарища дома «бэшка». Они же шаг за шагом выкуривали «духов» с нижних. Поднялись на второй этаж, забросали «эфками» все дверные амбразуры. Рвануло! Теперь, вперед! И тут, неожиданно, сверху вылетели два кругляша с ребрышками, прямо под ноги ему, лейтенанту Колоскову и его напарнику, прапорщику Дубицкому, оставшимся на лестничной площадке. Остальные ребята тем временем шмонали квартиры. Николка Дубицкий тут же плюхнулся ничком в один из дверных проемов. Он же, шарахнулся инстинктивно в сторону от смертоносных подарков и сорвался вниз: перила на лесничном пролете были выломаны с мясом. Это его и спасло тогда от осколков, от неминуемой смерти. Повезло, только колено разбил в кровь да плечом и башкой шандарахнулся здорово о нижние ступеньки. С трудом поднялся как древний дед, весь перемазанный в пыли, исцарапанный. Котелок гудит как керогаз, спина не разгибается, ушибленная бровь распухла на глазах, правый глаз начисто заплыл, будто и не было вовсе. Вот в таком виде он и предстал перед товарищами. Хромой, кривой, всклокоченный. Тут кто-то и брякнул, взглянув на Игоря: «Настоящий Квазимодо!», так и пошло, поехало. Стали величать Квазимодо или кратко Квазиком.

Игорь Колосков в юности был чемпионом региона по каратэ в стиле Кекусинкай. С двенадцати лет он занимался в спортивном клубе. Уже в семнадцать заработал «черный пояс», который в «доджо» торжественно ему вручал, приехавший к ним на соревнования, президент федерации Кекусинкай России Александр Иванович Танюшкин. Может он и дальше бы успешно выступал на татами, да вышла незадача, в одном из «джиу-кумитэ» (свободном спарринге) на тренировке перед ответственным турниром получил серьезнейшую травму, перелом шейки бедра. На этом в один миг и закончилась его звездная чемпионская карьера. После окончания средней школы каким-то чудом прошел медкомиссию и легко поступил в военное училище. Окончил его с отличием, а через полгода оказался в Грозном, в жестокой январской заварушке, устроенной «Павликом»…

Вернулся из очередной командировки. К дому подходил, сердце колотилось бешено, готово было выпрыгнуть наружу. Будто целую вечность дома не был, а на самом-то деле всего три месяца. Позвонил. Никто не отвечает. Спустился этажом ниже к соседке, тете Шуре, взял ключ, который на всякий случай ей оставляли, если вдруг зальет ненароком или еще чего-нибудь непредвиденное случится. Поднялся к себе. Открыл. Вошел. Чуть сознание не потерял. Запах женских духов и прочей косметики обалденный. Отвык в Чечне от «шанелей», «диоров», кремов, шампуней. Там был только запах крови, пота, дерьма да запах страха. Да, да, именно запах страха. Он этому раньше не верил, пока сам не почувствовал. Когда человек одержим страхом, не только он сам меняется, но и его собственный запах тоже. Запах кожи, пота.