Щенки и псы Войны

Ночью скрытно они обошли село стороной, переправились через Ярыксу и вышли к высоте с южной стороны. Там, в поредевшем заснеженном лесу, сделали привал. Через несколько часов им предстояло по отвесному склону, который не охранялся противником подняться на вершину и внезапным ударом сбросить окопавшихся там «духов». Михаил лежал под упавшим деревом, прижавшись спиной к широкой спине старшего лейтенанта Лаженкова. Тот опытный спецназовец, в Афгане год провоевал, не один караван с оружием накрыл. В одной из операций был тяжело ранен, спасибо боевым товарищам, ценою жизни вынесли по ущелью, простреливаемому моджахедами. Он единственный в группе на зависть всем обладатель НРСа, «стреляющего ножа».

— Эх, курить охота! Мочи нет! — уныло протянул сержант Ланцов.

— А если кого из местных принесет сюда? — спросил Бекеша, поворачивая к ним кирпичное обветренное лицо.

— Придется убрать! — спокойно ответил Лаженков. — Тут уж никуда не денешься! Одно слово, война. Она все спишет. Есть и на мне грех, невинную душу загубил. До сих пор иногда зудит внутри.

— Там? В Афгане?

— Ага! «Борт» выбросил нас в предгорье, караван мы ждали двое суток. Прокалились под солнцем, воды с гулькин х…й осталось. А тут, как назло, маленький сопливый пацаненок со стариком через в ложбинку направлялись, где мы укрылись. Выхода не было: убили. Иначе вся бы группа засветилась. Я старикана пырнул, а Петька Сачук — мальчишку кончил. Он потом знаешь, как переживал, да и я тоже. Одно дело в бою вооруженного противника завалить, а другое вот так. Подорвался Петро через пару месяцев на «итальянке», когда «бэха» в заброшенный кишлак въезжала. А то я не знаю, чтобы с ним дальше было. Запил бы. В свое время нас здорово натаскивали: бродячих собак и кошек резали, мясом их питались. Лягушек, змей, ящериц жрали. А тут живого мирного человека довелось впервые убить ножом. Думаешь, каково мне было? Пацану, тогда, вроде вас. Ладно, мужики, хватит болтать о грустном. Спим! Ночка нам нынче тяжелая предстоит.

Многие, прижавшись друг к другу, уже вовсю сопели. Миша прикрыл глаза, но не смотря на усталось, не спалось. Было холодно и неуютно ночевать в снегу. В голове роились тревожные мысли. Представил родной дом, мать, Катюшку. Потом милую Лику, как она читает его длинные, как простыни, письма, с трудом разбираясь в его каракулях.

Накинет мантию ночь на плечи.
Я забудусь в горе своем.
Воском пахнут догоревшие свечи,
Мы снова танцуем вдвоем.
Тихо плывет мысли гондола,
Будто шарманки скрипучая речь.
Фигурка на краю длинного мола,
И я, мимо плывущий под парусом кеч.

Ночью по отвесному склону с огромной осторожностью подобрались почти к самой вершине. Командир группы, подполковник Лукашевич, по рации связался с «пушкарями». Те открыли огонь, накрыв вершину снарядами. Земля дрожала словно живая от разрывов. Перепуганные боевики посыпали как горох с высоты вниз, пытаясь найти убежище в своих надежных блиндажах. Группа под прикрытием артподготовки вышла к вершине. Огонь прекратился. Разбившись на тройки, разбрелись по голой как череп макушке горы. Тройка, в которой был Михаил вышла на гаубицу, которую невесть каким образом затащили сюда. Из орудия прямой наводкой можно было простреливать все дороги, ведущие к укрепрайону. Спустившись ниже, они обнаружили провода соединяющие в смертоносные косы замаскированные фугасы. Обрубив их, они обследовали несколько брошенных боевиками блиндажей на высоте. В одном из них оказался целый арсенал. Тут тебе и фугасы, и выстрелы к гранатомету, и тротиловые шашки… Через пару часов после артобстрела, когда наступило затишье боевики стали возвращаться на брошенные позиции. Тут-то и возникла жаркая перестрелка. Завязался бой.

В лагере «чехов» поднялась паника. Оказывается, пока шел артобстрел, отряд федералов захватил гору, контролирующую местность. По тревоге встревоженный полевой командир Иса поднял весь отряд, Ута тоже стала готовиться к выходу. Она переоделась в белый маскхалат, расчехлила винтовку. Судя по огню — группа, захватившая вершину, была не столь многочисленная, как показалось в начале. Но у нее был ряд преимуществ. Боевики лезли в гору и были как на раскрытой ладони, подставляя себя под кинжальный огонь разведчиков.