Щелкни пальцем только раз

— Доктор Марри?! — Томми задумался. Фамилия казалась знакомой, но какое-то мгновение он не мог вспомнить, кто же такой этот доктор Марри. Если Таппенс попала в аварию… И тут же со вздохом облегчения он вспомнил, что доктор Марри пользовал старушек в «Солнечном кряже». Истинное дитя своего времени, Томми тут же предположил, что доктор Марри звонит по какому-то вопросу, связанному с оформлением каких-нибудь бумаг в связи с кончиной тетушки Ады.

— Алло, — сказал он, — Бересфорд слушает.

— О, я рад, что застал вас. Надеюсь, вы меня помните. Я пользовал вашу тетю, мисс Фэншо.

— Да, разумеется, помню. Чем могу служить?

— Мне, право, хотелось бы перемолвиться с вами словечком. Сможем ли мы договориться о встрече, скажем, как-нибудь в городе?

— О да, пожалуйста. Никаких проблем. Но… э-э… это нечто такое, о чем вы не можете сказать по телефону?

— Я предпочел бы не обсуждать это дело по телефону. Никакой особой спешки нет. Не стану притворяться, что есть… но… просто мне хотелось бы потолковать с вами.

— Надеюсь, ничего страшного не случилось? — спросил Томми, и сам подивился, почему он так выразился.

— Да нет, право. Возможно, я делаю из мухи слона. Скорее всего, так оно и есть. Но в «Солнечном кряже» происходили весьма странные вещи.

— Они не имеют какого-либо отношения к миссис Ланкастер? — спросил Томми.

— К миссис Ланкастер?! — Доктор, казалось, удивился. — О, нет. Она от нас уехала. По сути, еще до кончины вашей тетушки. Тут совсем другое дело.

— Я уезжал и только что вернулся. Могу я позвонить вам завтра утром — тогда мы могли бы поговорить более определенно.

— Ну что ж. Я дам вам свой телефон. До десяти утра у буду в приемной.

— Плохие новости? — спросил Альберт, когда Томми вернулся в столовую.

— Бога ради, Альберт, не каркайте, — раздраженно сказал Томми. — Нет, разумеется, никаких плохих новостей.

— Я думал, госпожа…

— С ней все в порядке, — ответил Томми. — С ней всегда все в порядке. Вы же знаете, какая она: взбрело что-нибудь в голову, — и помчалась. Больше я не собираюсь тревожиться. Уберите этого цыпленка: вы его передержали, он несъедобен. Принесите кофе. Я ложусь спать. Завтра, возможно, будет письмо. Задержалось на почте — вы же знаете, какая у нас почта. А может, придет телеграмма — или она позвонит.

Но на следующий день не было ни письма, ни телефонного звонка, ни телеграммы.

Альберт во все глаза смотрел на Томми, несколько раз открывал рот и снова его закрывал, совершенно верно рассуждая, что мрачные прогнозы неуместны.

Наконец Томми сжалился над ним. Он проглотил последний кусок тоста с мармеладом, запил его кофе и заговорил:

— Ну что ж, Альберт, первым это скажу я: «Где она»? Что с ней случилось? И что мы собираемся предпринять?

— Обратитесь в полицию, сэр.

— Не уверен. Видите ли… — Томми замолчал.

— Если она попала в аварию…

— При ней водительские права… и много других идентифицирующих ее бумаг. Из больниц сразу же сообщают о таких вещах — связываются с родственниками, ну и все такое. Я не хочу показаться безрассудным… ей… ей это может не понравиться. Вы совершенно… совершенно не догадываетесь, Альберт, куда бы она могла отправиться? Она ничего не говорила? Не называла никакого определенного места — или графства? Не упоминала никакого имени?

Альберт покачал головой.

— А в каком она была состоянии? Казалась довольной? Возбужденной? Несчастной? Встревоженной?

Ответ последовал незамедлительно:

— Она была довольна, как слон… Ее прямо распирало от радости.

— Как терьер, которого пустили по следу, — заметил Томми.

— Совершенно верно, сэр… вы же знаете, какая она становится.

— Она что-то задумала… Ну интересно… — Томми в задумчивости замолчал.

Подвернулось какое-то дело, и Таппенс, как только что выразился Томми, сорвалась и помчалась, как терьер на запах. Позавчера она позвонила, сообщила о своем возвращении. Почему же, в таком случае, она не вернулась? Вероятно, в этот самый момент, подумал Томми, она сидит где-нибудь и так заливает другим людям, что совершенно позабыла обо всем на свете!

Если она идет по следу, она бы ужасно огорчилась, если бы он, Томми, побежал в полицию и заблеял, как барашек, будто у него пропала жена… Он прямо услышал, как Таппенс говорит: «Это ж какие мозги надо иметь, чтобы утворить такое! Я сама в состоянии о себе позаботиться! Пора бы тебе уже это знать!» (Но в состоянии ли она позаботиться о себе?).

Ни за что на свете нельзя было с полной определенностью сказать, куда могло завести Таппенс ее воображение.

Ей грозит опасность? Но ведь до сих пор никаких признаков опасности в этом деле не было — разве что, как уже говорилось, в воображении самой Таппенс.

Пойти в полицию и заявить, что его жена не вернулась домой, как обещала… Полицейские будут сидеть с тактичным видом, посмеиваясь про себя, а затем, не менее тактично спросят, какие у его жены были дружки!

— Я найду ее сам, — заявил Томми. — Где-то же она находится? Я не имею представления, на севере ли, на юге, на востоке или на западе… и она поступила, как глупая кукушка, когда позвонила и даже не сообщила, откуда звонит.