– Я тут отсутствовал некоторое время и только что вернулся домой. Что, если я вам позвоню завтра утром и мы условимся о встрече?
– Отлично. Я дам вам свой номер телефона. Буду у себя в приемной до десяти часов утра.
– Получили плохие новости? – спросил Альберт, когда Томми вернулся в столовую.
– Ради бога, не каркайте, Альберт, – раздраженно сказал Томми. – Конечно, нет. Никаких плохих новостей я не получил.
– Я думал, может быть, хозяйка...
– Ничего с ней не случилось. С ней никогда ничего не случается. Видимо, напала на какой-то след и теперь ищет доказательств и все такое. Вы же ее знаете. Я больше не собираюсь из-за нее волноваться. Уберите мою тарелку – эту курицу невозможно есть, она совершенно высохла. Принесите мне кофе. А потом я пойду спать.
– Завтра вы наверняка получите письмо. На почте, верно, задержалось... Вы ведь знаете, какая нынче почта... А может быть, будет телеграмма... или она позвонит.
Однако на следующий день не было ни письма, ни телеграммы, ни звонка.
Альберт не сводил глаз с Томми, несколько раз пытался заговорить, однако воздерживался, понимая, что его мрачные предположения не встретят понимания со стороны хозяина.
Наконец Томми сжалился над ним. Он проглотил последний кусочек тоста с мармеладом, запил его кофе и заговорил:
– Ну ладно, Альберт, начну я. Итак,
– Дать знать полиции?
– Я в этом не уверен. Видите ли... – Томми замолчал.
– Если она попала в аварию...
– У нее при себе шоферские права... и разные другие документы, подтверждающие личность. Больницы немедленно докладывают об аварии в полицию и сообщают родственникам. Мне бы не хотелось поступать опрометчиво, ей это может не понравиться. Вы совсем не знаете, Альберт, совсем не имеете представления, куда она могла поехать? Она ничего не сказала? Не назвала какого-нибудь места или графства? А может быть, какую-нибудь фамилию?
Альберт отрицательно покачал головой.
– А как она себя вела? Была ли обрадована? Или взволнована, а может быть, огорчена или о чем-то беспокоилась?
Альберт отвечал мгновенно и без колебаний:
– Она чему-то радовалась, ее так и распирало.
– Словно терьер, который напал на след, – заметил Томми.
– Совершенно верно, сэр... вы же знаете, какая она бывает...
– Значит, что-то откопала. Интересно, что именно... – Томми замолчал, пытаясь сообразить.
Она что-то обнаружила и, как он только что сказал Альберту, бросилась по следу, словно терьер, который почуял дичь. Позавчера она позвонила, сообщая, что приедет. Почему же тогда не приехала? Вполне возможно, подумал Томми, что в этот самый момент она с кем-то разговаривает, пытается что-то выпытать, выдумывает для этого всякие небылицы и так этим увлечена, что не может думать ни о чем другом!
Если она всерьез занялась расследованием, она страшно разозлится, если он, Томми, бросится в полицию и станет плакаться, что у него-де пропала жена. Он так и слышал, как Таппенс ему выговаривает: «Как ты мог сделать такую глупость?! Я
Никогда нельзя быть уверенным, куда заведет Таппенс ее воображение.
Может быть, она в
Если он пойдет в полицию и заявит, что его жена не вернулась домой, как обещала... Да они просто будут сидеть и сочувственно на него смотреть, посмеиваясь в душе, а потом станут осторожно и тактично расспрашивать о том, есть ли у его жены друзья мужского пола!
– Я сам ее найду, – решительно заявил Томми. – Должна же она
– А может быть, ее похитили гангстеры?
– Полно, Альберт, не будьте ребенком. Пора бы повзрослеть и не думать о таких глупостях.
– Что вы собираетесь предпринять, сэр?
– Поеду в Лондон, – сказал Томми, взглянув на часы. – Сначала позавтракаю у себя в клубе с доктором Мерреем, который звонил мне вчера вечером, – он хочет со мной поговорить о каких-то делах, касающихся моей покойной тетушки. А вдруг он подаст мне какую-нибудь полезную мысль? Ведь вся история началась именно в «Солнечных горах». Кстати, захвачу с собой картину, которая висит у нас в спальне.
– Вы собираетесь отнести ее в Скотленд-Ярд?
– Нет, я ее отнесу на Бонд-стрит.
Глава 11
БОНД-СТРИТ И ДОКТОР МЕРРЕЙ
I
Томми выскочил из такси, заплатил шоферу и нагнулся к сиденью в салоне, чтобы взять кое-как запакованную картину. Неловко держа ее под мышкой, он вошел в «Нью-Атениан-Галлери» – одну из наиболее значительных картинных галерей в Лондоне.
Нельзя сказать, чтобы Томми был большим поклонником живописи; он направил свои стопы в эту галерею просто потому, что там служил его приятель.