Первые минут двадцать-двадцать пять — впустую: ночной лес жил своей жизнью и плевать хотел на меня и мои опасения. Потом с одиннадцати часов послышался треск сучьев, и я, замерев на месте, уловил еще и странный хрип. Не знаю, что меня заставило задвинуть куда подальше желание рвануть в обход, а пойти на эти звуки, но я быстренько обновил все «баффы», разогнал восприятие
Не знаю, какого именно ранга была эта гадина, но для того, чтобы просадить ее защиту, хватило тринадцати попаданий. Поэтому четырнадцатую я вбил с трех метров аккурат в правый глаз. А когда тварь забилась в агонии, вдруг понял, чем меня смущают руки ее жертвы, выхватил из ножен артефактный нож, подаренный Валерием Константиновичем Уфимцевым, и на удивление легко перехватил шею змеи чуть ниже женских ладоней. Второй, уже намного более «осмысленный» взмах, перерезал «шланг» на следующем «витке», а третий, четвертый и пятый «разобрали» всю верхнюю половину.
При этом я, пребывавший в состоянии «разгона», как-то уж очень легко прогнозировал последствия таких ударов, поэтому успевал уворачиваться и от конвульсий обрубков, и от струй крови, хлещущей из перерезанных сосудов. Зато жертва изгваздалась вся. Видимо, поэтому в тот момент, когда она смогла сделать полноценный вдох, и я увидел лицо, покрытое «черными» потеками, меня пробило на хи-хи. И пусть я задавил это желание, но первый вопрос задал с ехидной усмешкой:
— Э-это в-вы т-т-так до-о-обываете И-искры те-те-теневи-и-иков?
Женщина лет двадцати восьми-тридцати пропустила эту шутку мимо ушей и хрипло спросила, не Юдинец ли я, случайно.
Я отрицательно помотал головой:
— Н-не ду-у-умаю…
— Как это? — нахмурилась она, закашлялась и сразу же заскрипела зубами от боли.
— П-почти ме-ме-есяц с-стра-а-адаю от а-амне-е-зии. И-имя по-омню. По-омню, ч-что до-обытчик. А фа-амилию — н-нет.
— Раз добытчик, значит, точно не Юдинец… — уверенно заключила она, вернула в ножны на поясе метательный клинок, невесть когда перекочевавший за правое предплечье, и, морщась при каждом движении, начала избавляться от «пут».
Я помог. А после того, как последний обрубок был отброшен в сторону, подал руку.
— Сама… — прохрипела она, потом сообразила, что получилось резковато, сообщила, что «ублюдочная тварь» сломала ей ребра, и ответила на вопрос, зависший в воздухе: — Я не охотилась. Шла по следу похитителей младшей сестры. С
— П-п-по-охити-ителей? — невольно подобравшись, переспросил я, и женщину, только-только поднявшуюся на ноги, прорвало:
— Да: эти ублюдки уже полгода грабят окрестные деревеньки. Позавчера наведались к нам, в Михнево. И пока шестеро «рядовых» бандитов выносили магазин, трое «старших» вломились в наше единственное кафе. Там заметили мою сестру с двумя подругами и решили, что им срочно нужна женская ласка. Я в это время была на службе, в Мценске. Поэтому узнала о похищении аж через семь часов. Добиралась еще четыре. Потом выясняла, в какую сторону уехали эти твари, бегала вдоль всей границы Пятна, практически допрашивая встречных добытчиков, и так далее. В итоге воспользовалась советом одного старого охотника, забурилась вглубь Пятна километров на пятьдесят и пошла параллельно границе. На эту тропу наткнулась в пятом часу дня, нашла место, где следы ботинок было видно достаточно хорошо, и поняла, что трое мужчин тянули за собой девчонок, а остальные тащили очень тяжелые рюкзаки. Вот следом и рванула.
— В о-о-одиночку? — зачем-то спросил я.
Она криво усмехнулась и осторожно пожала плечами:
— Их боятся, как огня. А я, хоть и «восьмерка», но с неплохим арсеналом умений. И за сестру перегрызу глотку кому угодно…