ЩЕГОЛ

Разговоры в соседней комнате. Окна занавешены подколотым саваном простыней, которых едва хватает на то, чтоб пропускать с улицы дробное лиловое свечение. Я оглядывался, и из темноты проступали очертания, преображаясь с дремотной странностью: например, самодельная ширма-перегородка — свисавший с потолка, будто в квартире на много семей, коврик на леске — при ближайшем рассмотрении оказался гобеленом, и неплохим, века восемнадцатого, а то и старше, почти идентичным амьенскому, который я видел как-то на одном аукционе, тот оценивался в сорок тысяч фунтов. Оказалось, что и рамки на стенах не все пустые. В некоторых были картины, и одна — даже при таком слабом свете — очень походила на Коро.

Я как раз хотел взглянуть на нее поближе, как в дверях появился мужчина, которому могло быть как тридцать, так и пятьдесят: изможденный, тощий, прямые песочного цвета волосы зачесаны назад, одет в черные, продранные на коленях, панковские джинсы и замызганный военный британский свитер в рубчик, поверх которого накинут плохо сидящий пиджак.

— Привет, — сказал он мне негромким британским голосом, с еле слышным немецким щелканьем, — ты, должно быть, Поттер. — Он повернулся к Борису. — Хорошо, что ты зашел. Оставайтесь с нами, потусите. Кэнди с Ниаллом и Ульрика готовят ужин.

За гобеленом, прямо у моих ног — движение, я резко отшатнулся: на полу — укутанные тени, спальные мешки, запах бездомности.

— Спасибо, но мы ненадолго. — Борис поднял кошку, почесывал ее за ушами. — А вот от вина не откажемся.

Хорст молча протянул свой стакан Борису, а потом крикнул что-то по-немецки в соседнюю комнату. Спросил меня:

— А ты торгуешь, да?

В свечении от экрана его блеклые, как у чайки, глаза со съежившимися зрачками горели немигающе, резко.

— Ну да, — натянуто отозвался я, потом: — А, спасибо.

Еще одна женщина — брюнетка, каре «бобом», в высоких черных сапожках и такой короткой юбке, что виднеется вытатуированная на молочном бедре черная кошка — принесла бутылку и два бокала: один Хорсту, другой мне.

— Данке, дарлинг, — сказал Хорст.

Спросил у Бориса:

— Не желаете ли ширнуться, джентльмены?

— Не сейчас, — сказал Борис, потянувшийся, чтоб урвать поцелуй у брюнетки, пока та не ушла. — Хотя я вот о чем думал. Что слышно от Саши?

— От Саши… — Хорст осел на футон, закурил. В этих своих драных джинсах и военных ботинках он походил на потрепанную версию какого-нибудь жанрового голливудского актера второго плана, годов этак сороковых, малоизвестный mitteleuropäischer[58], который обычно играет скрипачей с трагической судьбой да усталых рафинированных беженцев. — След, похоже, ведет в Ирландию. По-моему, новости неплохие.

— Как-то не очень похоже на правду.

— Как по мне, так тоже, но я тут пообщался кое с кем, и пока все сходится, — говорил он с тихой наркоманской аритмичностью, невпопад, но не заплетаясь. — Так что, скоро, надеюсь, узнаем побольше.

— Ниалловы друзья?

— Нет. Ниалл говорит, что вообще про таких не слышал. Но уже хоть что-то.

Вино было дрянное: супермаркетный сира. Я и близко не желал подходить к телам на полу, поэтому переместился к обшарпанному столику, стал рассматривать гипсовые слепки: мужской торс, задрапированная Венера прислонилась к скале, нога в сандалии. При слабом свете казалось, что все это — заурядные гипсовые слепки, которые можно купить в «Перл Пейнт» — заготовки для студенческих набросков, но когда я провел по ноге пальцем, то ощутил упругость мрамора, шелковую, беззернистую.

— С чего бы им тащить ее в Ирландию? — беспокойно повторял Борис. — Какой там рынок сбыта? Я думал, вещи оттуда везут, а не ввозят.

— Да, но Саша думает, что он картину использовал, чтоб долг покрыть.

— Значит, у этого мужика там связи?

— Похоже на то.

— Мне трудно в это поверить.

— Насчет связей?

— Нет, насчет долга. Этот мужик — такое впечатление, что он еще полгода назад на улицах колпаки с колес тырил.

Хорст легонько пожал плечами: глаза сонные, лоб прошит морщинами.

— Кто знает. Может, это и неправда, но я на удачу больше не хочу полагаться. Дам ли руку на отсечение? — спросил он, лениво стряхивая пепел на пол. — Нет.

Борис хмуро глядел в свой бокал с вином.

— Он был любитель. Уж поверь мне. Ты б сам убедился, если бы его увидел.

— Да, но Саша говорит, он игрок.

— А тебе не кажется, что Саша знает больше, чем говорит?

— Не думаю. — В его манере была какая-то отстраненность, будто он отчасти сам с собой разговаривал. — «Подождем — увидим». Вот все, что я слышу. Ответ неудовлетворительный. С головы гниль идет. Но, повторяю, до хвоста мы еще не добрались.

— И когда Саша будет в городе?

Полумрак перебросил меня прямиком в детство, в Вегас, в смутную зону не рассеявшегося по пробуждении сна: мгла сигаретного дыма, грязная одежда на полу, от экранного свечения лицо у Бориса то белое, то синее.

— На следующей неделе. Я тебе позвоню. Сам с ним тогда поговоришь.

— Да. Думаю, нам стоит вместе с ним поговорить.